новая хронология, без ссылок Опции

[Кирасир]

Тяжелый беспилотник "Альтаир", аналоги которому есть на вооружении только у США и Израиля, совершил свой первый полет
https://www.rusdialog.ru/news/75713_1471171053

Говорю же...у тебя инфа 15-ти летней давности
У нас свои БПЛА есть. Очень хорошие.
Если нужно-купим и ваши,пока своих не наделали в нужном количестве.
Но дорого не заплатим.
Так и передай этому...как его там...Битаньяху...

Источник: в ходе испытаний разбился российский БПЛА "Корсар", которого ждали в Сирии
На этой неделе от источника в оборонно-промышленном комплексе России стало известно, что новейший российский беспилотный летательный аппарат тактического класса "Корсар", разработку которого вело входящее в состав концерна "Вега" рыбинское КБ "Луч", разбился в ходе одного из испытательных полетов.
По информации источника, аппарат существовал в единственном числе, в скором времени его планировалось направить на базу Хмеймим для опытной эксплуатации в боевых условиях. Судя по всему, планы российских военных, связанные с использованием "Корсара" в Сирии, сорваны.
"Крушение БПЛА, если таковое действительно имело место, способно поставить под вопрос дальнейшую судьбу данного проекта в целом", - считает ведущий российский эксперт по беспилотной летательной технике, главный редактор сайта UAV.ru Денис Федутинов. Он напоминает о том, что в начале 2010 года стало известно о крушении во время испытаний разбился БПЛА "Аист", разработку которого также вело КБ "Луч". После этого инцидента программа создания БПЛА "Аист" была закрыта, а контракт на разработку беспилотника этого типа по переработанному техническому заданию по итогам конкурса был передан другой компании.
Россия потратила огромные средства на создание собственных беспилотных летательных аппаратов, достигнув определенных успехов, но по-прежнему значительно уступая Израилю, США, Китаю, ведущим европейским странам. Некоторые отечественные беспилотники российские военные используют в настоящее время в Сирии, наряду с БПЛА "Форпост" – близнецом израильского IAI Searcher Mk II, собираемым на Урале по лицензии для министерства обороны РФ.

[Нахлобуч]

Источник: в ходе испытаний разбился российский БПЛА "Корсар", которого ждали в Сирии

Напиши сколько израильских БПЛА было разбито в ходе испытаний.

[Кирасир]

Напиши сколько израильских БПЛА было разбито в ходе испытаний.

Так не пойдёт... во первых не важно сколько, испытания проходит, я понимаю... акцент был на другое - что в данный момент Россия пользуется аппаратом один в один как израильский изготавливается по лицензии на Урале.
Во вторых, если даже был какой то залет из Сирии в Израиль такого аппарата... на кой хрен его сбивать... родная кровинушка
А в третьих и это не главное а самое главное - сегодня 15 число, не чётное - я тебя троллю... ты по чётным

[Нахлобуч]

Так не пойдёт... во первых не важно сколько, испытания проходит, я понимаю... акцент был на другое - что в данный момент Россия пользуется аппаратом один в один как израильский изготавливается по лицензии на Урале.
Во вторых, если даже был какой то залет из Сирии в Израиль такого аппарата... на кой хрен его сбивать... родная кровинушка
А в третьих и это не главное а самое главное - сегодня 15 число, не чётное - я тебя троллю... ты по чётным

Не сбили,потому что не смогли.Вот правда сермяжная.А то кровинушка...
А что до лицензии,то фигня...работает и работает не хуже ваших.
Тем более танки у нас лучше,как не крути.

[E.P. Iphan]

Не сбили,потому что не смогли.Вот правда сермяжная.А то кровинушка...
А что до лицензии,то фигня...работает и работает не хуже ваших.
Тем более танки у нас лучше,как не крути.

чущ какая тпатриот был разраюотан в 70 э шлжах
и уже тогда оюдадал цедым комдекслм нежосьаькнесмотря на мноэжесьво млжифткаций все нго нежосьаькти осьадмсь в сиде
а нащт беспидльнтуи
все вСЕИ ВЫПУЧКА 2-ЭАДБНОСЬБ КРЫЖБНЫ 29МНЬОЛОЛВ
РАЬТОТЛЬЫ Ы ПРИГЦТРЕ НЕ ПАРЕЖДЭВЯГВЯЕКНЫ ЖДЯ ТАКИХ ОАЮОТ


ОНИ ПРЕЖГАХНАЧЕНЫ ЧЮИВАТЬ СККАЖЫ=езе .лдее старц.++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++Ы
жа нажекдл читать ващбред

[E.P. Iphan]

чущ какая тпатриот был разраюотан в 70 э шлжах
и уже тогда оюдадал цедым комдекслм нежосьаькнесмотря на мноэжесьво млжифткаций все нго нежосьаькти осьадмсь в сиде
а нащт беспидльнтуи
все вСЕИ ВЫПУЧКА 2-ЭАДБНОСЬБ КРЫЖБНЫ 29МНЬОЛОЛВ
РАЬТОТЛЬЫ Ы ПРИГЦТРЕ НЕ ПАРЕЖДЭВЯГВЯЕКНЫ ЖДЯ ТАКИХ ОАЮОТ
ОНИ ПРЕЖГАХНАЧЕНЫ ЧЮИВАТЬ СККАЖЫ=езе .лдее старц.++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++Ы
жа нажекдл читать ващбред

а самое шдпвглнн
нахуя мы вллюзн заоусьтдт каскад ьтуда
выебнуьбс?
и ысе?

[Анатолий]

а
и ысе?

А нысё !

[Лео]

так как Епифан-никто писать не умеет.Феноменальная способность!

[E.P. Iphan]

Заговор 20 июля 1944 в изображении Юлиана Семёнова

Трагедия режима личной власти заключалась в том, что единственным аппаратом, фиксировавшим недовольство народа, истощенного войной, бомбежками и голодом, была организация Гиммлера и в некоторой степени военная контрразведка Канариса. Гитлер не желал видеть объективной правды, он требовал от своего окружения вообще и от Гиммлера в частности только тех данных, которые бы подтверждали его, фюрера, историческую правоту. Зная характер фюрера, Гиммлер не рисковал передавать объективную информацию о настроениях народа, он подлаживался под Гитлера и гнал ему лишь те сообщения, которые тот хотел получать. Когда однажды Канарис во время доклада в ставке осмелился объективно проанализировать положение на Восточном фронте, фюрер побелел, бросился к адмиралу, схватил его за отвороты серого френча и, с неожиданной силой рванув на себя, закричал:

— Вы что же, хотите сказать, что я проиграл войну, негодяй вы этакий?!

Вскоре после этого Канарис был устранен. Теперь истинное положение в стране — всеобщее глухое недовольство, усталость, пессимизм, крах веры в идеалы национал-социализма, незыблемые еще три года тому назад, — знал только один человек: маленький учитель словесности, в пенсне и с красивыми маленькими руками, которые он то и дело потирал, будто мерз. Это был шеф СС Генрих Гиммлер. Как никто иной, он совершенно отчетливо понимал, что рейх катится в пропасть. Поэтому Гиммлер не только выжидал, внимательно наблюдая за всеми перипетиями генеральского антигитлеровского заговора, но и думал о том, чтобы наладить свои кон-такты с Западом. До тех пор, пока в число заговорщиков не вошел однорукий герой африканской битвы полковник Штауффенберг, поставивший условием переговоров контакт с коммунистическим подпольем, Гиммлер ждал. И не только ждал, но и предпринимал свои шаги, ни в коем случае не повторявшие шаги генералов. Он подтверждал — косвенно, конечно, — их деятельность, направленную на установление контактов с Западом, потому что знал: генералы в разговорах с людьми из Штатов говорили о Гиммлере как о единственной фигуре, которая может быть реальным помощником и покровителем переворота. Так, во всяком случае, Гиммлера информировал его агент доктор Лангбен, связанный с генеральской оппозицией. А Лангбену Гиммлер имел все основания доверять — агент прошел многие годы проверки, он был верным человеком. Косвенное подтверждение, аванс силе генеральской оппозиции (естественно, после того, как Гиммлер точно уяснил для себя, что именно он, а не кто другой выдвигается генералами как фигура, способная удержать Германию в повиновении после переворота и продолжать сопротивление большевизму) выдал в Стокгольме личный представитель Гиммлера доктр Керстен. Приехав в Стокгольм осенью сорок третьего года, доктор Керстен вошел в контакт с американским дипломатом, представившимся Абрахамом Хьюи-том. После нескольких дней взаимного зондажа Хьюит сказал Керстену, что он согласен помогать в установлении контактов между Гиммлером и определенными лицами в Соединенных Штатах на следующих условиях: роспуск нацистской партии и СС, проведение свободных выборов в Германии, освобождение всех оккупированных территорий, наказание военных преступников, контроль над военной промышленностью рейха.

Керстен передал все это рейхсфюреру СС. Тот запросил: каковы будут гарантии в отношении его, Гиммлера? Будут ли сохранены его права — не рейхсфюрера СС и ветерана партии, но просто человека по фамилии Гиммлер?

Хьюит выжидал, Гиммлер торопил. В Стокгольм вылетел начальник политической разведки СС Шелленберг. Он принял на себя ведение переговоров с Хьюнтом. Гиммлер, получая каждый день шифровки от Шелленберга, метался по фронтам, ночами пил лекарства, чтобы уснуть; много ходил пешком — его всегда раздражала аристократическая манера Канариса каждое утро совершать верховые прогулки; перечитывал Гёте, потом вдруг выключался и сидел, глядя в одну точку, а в голове было пусто-пусто и только метались какие-то тягучие обрывки слов — чаще всего суффиксы или глагольные окончания.

В конце концов он принял все предложения американцев, кроме одного: он не соглашался с пунктом, который предусматривал суд над военными преступниками.

— Есть только одна форма преступности, — говорил он, — это уголовная преступность. Война, как утверждают наши идеологические противники, это продолжение политики иными средствами. Политика нельзя судить так же, как карать заключением проигравшего шахматиста.

Согласие Гиммлера на все эти условия подтвердило американским разведчикам состояние краха и разброда в гитлеровском партийном руководстве — во-первых, серьезность генеральской оппозиции — во-вторых, и наличие фигуры Гиммлера, который поможет осуществить переворот, — в-третьих, поскольку он принимает такие условия, которые даже «консервативный революционер» Канарис не считал возможным принять во время бесед с американскими разведчиками в Стамбуле.

Все эти переговоры с Западом велись людьми Гиммлера как «прощупывание» врага; узнай об этом фюрер — Гиммлер сумел бы его убедить, что все это не что иное, как обычная в политической разведке игра с врагом.

Но при этом Гиммлер несколько раз на встречах у Гитлера очень внимательно смотрел в глаза тем генералам, антигитлеровские беседы которых он прослушивал в магнитофонной записи у себя в кабинете. Тот генерал, в голубые, чуть навыкате глаза которого он смотрел, мялся, краснел, бледнел, а потом вымученно улыбнулся. Гиммлер чуть кивнул головой и тоже улыбнулся. После этого Гиммлер получил сведения, что посредник Запада банкир Валленберг говорил идеологу путча Гердлеру:

— Только не трогайте Гиммлера! Он не помешает вам, если все дело направлено против Гитлера.

Все шло своим чередом до тех пор, пока отдел гестапо, занимающийся коммунистами, не вышел на связи, которые установило радикальное звено оппозиции с представителями Коммунистической партии Германии. Аресты прошли мимо Гиммлера — коммунистов хватали без санкции высокого руководства. Но беда заключалась в том, что рядовые сотрудники гестапо неожиданно вышли на связи коммунистов, которые протянулись к левым в генеральской оппозиции. Секрет, который знал Гиммлер, становился известен аппарату гестапо. Страшная сила аппарата грозила — в результате случайности — смять основателя этого аппарата, того человека, который стоял на трибунах партийных съездов возле фюрера, рукоплескал его речам, славил его в своих выступлениях и одновременно вел торг, в котором жизнью фюрера покупал свое, Гиммлера, благополучие.

Трагедия личной власти — особенно в моменты критические — сокрыта в отрицании ею эволюции, логики развития, в нежелании переосмыслить догмы, признать поражение, искать путь к победе в новых исторических условиях новыми средствами и формами. Альтернатива этому нежеланию только одна — путч. Гиммлер верил в путч как в средство, способное сохранить ему жизнь, благополучие, свободу. Он поэтому ждал. Он мог ждать до тех пор, пока аппарат гестапо не оказался посвященным в связь молодого крыла заговорщиков с коммунистами. Гиммлер оказался на распутье. Слабый человек, дгже если он кажется олицетворением могущества на экранах и на фотографиях, может принять верное решение только в том случае, если он способен откровенно посоветоваться с теми, кому он доверяет. В гитлеровской машине было все: четкая слаженность звеньев партийного, военного и государственного аппарата, прекрасно поставленная агитация, демагогически отточенная пропаганда, молодежные и женские объединения, физкультурные общества и буффонадные спортивные празднества, красивые парады и отрепетированные народные волеизъявления, — все это было. Не было только одного: не было взаимного доверия. Отец боялся сына, муж боялся жены, мать боялась дочери.

Гиммлер был одинок в своих сомнениях и в своем метании. Поэтому внешне он казался спокойным, как никогда, только глаза под пенсне чуть потухли и руки он потирал чаще обычного.

Развязка наступила двадцатого июля.

Гиммлер знал многое. Однако он не знал, что полковник Штауффенберг два раза откладывал покушение на Гитлера только потому, что в ставке не было ни Геринга, ни Гиммлера. Штауффенберг принадлежал к левому крылу оппозиции. Он не считал возможным сохранение гитлеризма путем устранения одного лишь Гитлера.

20 июля 1944 года он вылетел с военного аэродрома под Берлином, чтобы прибыть в резиденцию Гитлера на совещание по вопросу о формировании новых дивизий резерва. Совещание началось в двенадцать часов тридцать минут. Генерал Хойзингер, свободно разыгрывая на громадной карте, что была расстелена на длинном столе, приблизительную схему сражений, громыхавших на Восточном фронте, давал точные, сухо сформулированные анализы положения на отдельных, наиболее сложных участках громадной битвы.

Штауффенберг, потерявший во время африканского похода руку и глаз, а поэтому очень импонировавший фюреру (тот особо ценил физически выраженные проявления героизма), вытащил под столом чеку из английского замедленного взрывателя, поставил кожаный темно-коричневый портфель с миной, уже готовой к взрыву, поближе к фюреру, поднялся и, чуть склонив голову, негромко сказал Кейтелю:

— Прошу простить, мне необходимо связаться с Берлином.

Гитлер только мельком глянул на полковника, и некое подобие улыбки скользнуло по его лицу. Кейтель недовольно поморщился — он не любил, когда нарушался порядок во время доклада оперативных работников штаба.

— Русские, — продолжал между тем докладывать Хойзингер, — крупными силами продолжают поворачивать западнее Двины на север. Их передовые части находятся юго-западнее Динабурга. Если мы не отведем группу армий от Чудского озера, нас постигнет катастрофа.

Сочетание великого и смешного, трагичного и шутовского — в логике жизненных явлений. Хойзингер не сказал больше ни единого слова: высверкнуло оловянно-красным пламенем, рухнул потолок, вылетели с морским, скляночным перезвоном толстые стекла из распахнутых окон летнего бунгало — произошла простая и закономерная химическая реакция в бомбе полковника Штауффенберга.

Гитлер вскочил с пола — в синем дыму и горьковато-соленой копоти.

— Мои новые брюки! — закричал он обиженным, чуть охрипшим голосом. — Я только вчера их надел!

Все дальнейшее было похоже на трагикомедию, выдуманную писателем-фантастом самого вульгарного пошиба: в течение пяти часов после покушения Гитлер мог и должен был пасть. Он не пал.

Если анализировать провал заговорщиков в их попытке захвата власти с точки зрения формальной логики, то, видимо, стоит сделать три сноски: во-первых, на национальный характер немцев, для которых буква приказа есть буква религии. Заготовленный приказ «Валькирия» — приказ, который позволял армии взять власть в свои руки, отдан не был. Во-вторых, заговор против диктатора может осуществиться только в том случае, если все его участники готовы отдать жизнь во имя своей идеи. Далеко не все участники генеральского заговора были так же фанатичны, как тот, против кого они поднялись. И наконец, в-третьих: заговор в стране, где господствовал партийный аппарат НСДАП, могли успешно осуществить только люди, знавшие все потаенные пружины этого аппарата. Генералы, однако, посчитали, что все может решить армия, как некое «государство в государстве». И они просчитались. Многолетняя подготовка к схватке армия — НСДАП окончилась поражением армии.

В тот же день, двадцатого июля, основные руководители заговора по приказу Геббельса были расстреляны во дворе на Бендлерштрассе. Беку и Штауффенбергу предложили застрелиться. Бек застрелился, Штауффенберг отказался.

— Кончают самоубийством люди, виноватые в чем-то. Я ни в чем не виноват перед народом.

Его расстреляли под рев автомобильных моторов. Гиммлер понял, что, пока Гитлер и Геринг ждут известий в Растенбурге, в ставке командующего, ему остаются считанные часы для того, чтобы уничтожить наиболее влиятельных заговорщиков, которые могли догадаться о его, рейхсфюрера, осведомленности в планах путчистов. Он должен был уничтожить тех, кто мог сказать об этом, пока эсэсовские следователи не арестовали всех заговорщиков.

Нет страшнее палача, чем тот, который хочет замести следы своих преступлений.

Гиммлер начал массовую волну террора.

Канариса рейхсфюрер и боялся, и в то же время совсем не боялся. Он справедливо полагал, что этот умный хитрец знает: молчание — залог спасения. Именно поэтому он раздумывал, стоит ли его арестовывать, несмотря на старые связи адмирала с расстрелянными генералами и теми, которых сейчас хватало гестапо; первым бросили в подвал фельдмаршала Вицлебена, которого ранее в газетах называли «военным гением рейха».

Канарис, считал Гиммлер, может оказаться разменной монетой в игре с Западом.

Но Гиммлер, к счастью, не успел начать разговора с фюрером о судьбе адмирала; тот сам спросил:

— Как себя ведет этот негодяй в камере?

— Кто именно? — не понял Гиммлер.

— Я имею в виду Канариса.

— Его еще не успели привезти в тюрьму, — ответил Гиммлер, — завтра я доложу о нем подробно.

И в тот час, когда Геббельс, выступая публично, смеялся: «Это бунт по телефону!» — начальник политической разведки СД Вальтер Шелленберг арестовывал бывшего начальника абвера адмирала Канариса. (Даже уволенный со своей должности, Канарис был ненавидим Кальтенбруннером.) Адмирал попрощался со своими любимыми таксами, утер слезу и сказал:

— Шелленберг, любите собак, они не предают.

Юлиан Семёнов. Майор Вихрь. М.: Воениздат, 1967

Как легко заметить, в изложении Семёнова главный - Гиммлер; генералы всего лишь играют ему на руку, но проваливают дело.

[E.P. Iphan]

Розанов, Василий Васильевич (1856-1919)
крайний модернист, аморалист, антихристианин.

Окончил историко-филологический факультет Московского ун-та (1882).

Работал учителем. С 1893 г. – в Санкт-Петербурге, где устраивается на работу в Государственный контроль. К этому периоду относится начало журналистской карьеры В.Р., которую он начал под влиянием почвенника Н.Н. Страхова, сочинений Ф.М. Достоевского и др. В.Р. являлся автором ряда консервативных изданий: «Русское обозрение», «Русский вестник», «Московские ведомости». Кроме того его статьи появляются в «Вопросах философии и психологии» и «Биржевых ведомостях».

Был постоянным сотрудником суворинского «Нового времени» с мая 1899 по 1917 г. Одновременно В.Р. под псевдонимом «В. Варварин» сотрудничал в либеральном «Русском слове», куда устроился по протекции Г.С. Петрова. Здесь В.Р. развивал идеи, совершенно противоположные нововременским.

По словам В.Р., он любил одновременно во многих органах сотрудничать: «одна часть души пройдет у Берга»… Мне ужасно надо было, существенно надо протиснуть «часть души» в журналах радикальных. В консервативный свой период, когда, оказывается, все либералы были возмущены мною, я попросил у Михайловского участия в народническом «Русском богатстве»; я бы им написал действительно отличнейшие статьи о бюрократии и пролетариях (сам пролетарий — я их всегда любил). Михайловский отказал, сославшись: «Читатели бы очень удивились, увидав меня вместе с Вами в журнале». Мне же этого ничего не приходило в голову.

В.Р. был одним из учредителей Религиозно-философских собраниях 1901-1903 гг., где развивает аморальные и антихристианские идеи в докладе «Об основаниях церковной юрисдикции, или О Христе — Судии мира». Публиковался в журнале РФС «Новый путь» (редактор П.П. Перцов). Член Религиозно-философского общества, где читает в 1907 г. свой доклад «Об Иисусе Сладчайшем и горьких плодах мира».

В 1903 г. консервативный публицист М.О. Меньшиков раскрывает псевдоним протоиерея А.П. Устьинского, письма которого Розанов печатал за подписью: «прот. А. У-ский». За это участие в проповеди аморализма А.П. Устьинскому было запрещено печататься, вести переписку с Розановым (чего он не исполнил) и он был заключен на три месяца в монастырь для покаяния.

События революции 1905-1907 гг. В.Р. освещал в «Новом времени» как монархист и черносотенец, а в других изданиях объявлял революцию «новым христианством», а ее деятелей — «тихими ангелами».

В ноябре 1905 г. В.Р. принимает участие в «дионисической мистерии» – кощунственной пародии на Причастие — инициированной В.И. Ивановым на квартире Н.М. Минского.

В ответ на клевету В.Р. в адрес Церкви св. прав. Иоанн Кронштадтский пишет 15 августа 1908 г.: Господи, запечатлей уста и иссуши пишущую руку у В. Розанова, глаголящего неправильную хулу на Всероссийский съезд миссионеров.

В 1909 г. Комитет по делам печати постановляет уничтожить книгу В.Р. «Русская церковь. Дух. Судьба. Ничтожество и очарование» на том основании, что содержание книги заключается, с одной стороны, в целом ряде весьма разных нападок на русскую Церковь, с другой — в совершенно отрицательной критике христианского вероучения. Рассматривая вопрос о влиянии Церкви на жизнь русского народа, автор категорически утверждает, что влияние это в общем было весьма вредное. Особенно вредным оказалось оно в отношении к семейной жизни русского народа. Это атеистическое сочинение, однако, было опубликовано, хотя и с исключением некоторых фрагментов.

В 1911 г. будущий священномученик Гермоген, тогда епископ Саратовский ходатайствует перед Святейшим Синодом о предании явного еретика Розанова анафеме. Согласно докладу сщмч. Гермогена, В.Р. воспевая гимны «священным блудницам», проповедует разврат, превозносит культ Молоха и Астарты, осмеивает евангельское учение о высоте девства, восхваляет язычество с его культом фаллоса… извращает смысл монашества и клевещет на него и издевается над духовенством.

В 1914 г. со скандалом исключен из Религиозно-философского общества.

В связи с патологическим двурушничеством и внеморальностью В.Р. в его модернистском окружении обсуждался вопрос о его вменяемости, о его подсудности требованиям религии, здравого смысла и приличий.

Сам В.Р. пишет: Идея «закона», как «долга», никогда даже на ум мне не приходила. Только читал в словарях на букву Д. Но не знал, что это, и никогда не интересовался. «Долг выдумали жестокие люди, чтобы притеснять слабых. И только дурак ему повинуется». Так, приблизительно… Только всегда была у меня Жалость. И была благодарность. Но это как «аппетит» мой; мой вкус. Удивительно, как я уделывался с ложью. Она меня никогда не мучила… Так меня устроил Бог.

З.Н. Гиппиус утверждала, что упреки в цинизме; справедливые — и глубоко несправедливые, ибо прилагать к Розанову общечеловеческие мерки и обычные требования по меньшей степени неразумно. Он есть редкая личность, но, чтобы увидеть это, надо переменить точку зрения… Бесполезно упрекать Розанова во «лжи», в «безнравственности», в «легкомыслии». Это все наши понятия.

Воспитанный в революционно-демократическом духе, В.Р. был и оставался всю жизнь вульгарным материалистом. Духовным отцом В.Р. был В.Г. Белинский, «Литературные мечтания» которого были первой книжкой, открывшей В.Р. «духовную родину». Он также читал Д.И. Писарева, Н.А. Добролюбова, западных материалистов и позитивистов Милля, Фохта, Бокля, Бентама, Лассаля.

В сер. 1890-х г. В.Р. переживает внутренний слом, который приводит его к полной нравственной аннигиляции: признанию связи пола с Богом. Первой публикацией в этом направлении была статья «Брак и христианство» (1898 г.). Для Р. пол в человеке — зиждительное лицо, в соответствии и противоположении верхнему, логическому лицу… Для разума он и не определим и не постижим: но он Есть и все Сущее — из Него и от Него. Это неизбежно приводит его к отречению от Христианства, и — к одобрению «юдаизма», как он это называл, и древних солярных религий. В.Р. утверждал, что Христианство разрушило сущностную связь человека с Богом, поставив на место жизни — смерть, на место семьи — аскезу, на место религии — каноническое право, консисторию и морализирование, на место реальности — слова.

Как излагает умонастроение В.Р. его друг П.П. Перцов: Он удовлетворяется простым посюсторонним, земным человечеством. Его влечет лишенное всякой «цели», почти позитивное упоение игрою быта, заслоняющее от него бездну и создающее «жизнь» в переливах цветов на поверхности.

В ходе Религиозно-философских собраний 1901-1903 гг. В.Р. утверждал, что идеал Христианства выражен в монашестве, и поэтому Христианство должно быть отвергнуто. Соглашаясь с этим утверждением по существу, модернисты участники Собраний развивали мысль о том, что идеалом является не монашество, а вовлеченность христиан в дела быта.

Сам В.Р. утверждает, что после апостасии человек стал для него религиозной вещью, святым существом, вечно бредящим о небесном. В этой характеристике точно ухвачено сочетание позитивизма с иррационализмом. Творчество В.Р. в целом есть абсурдное восстание слепой материи против всякой объясняющей и истолковывающей идеи.

В.Р. считает основной заповедью Божией «плодитесь и размножайтесь», осуществляя подмену Царствия небесного земным общением. Таковая подмена равнозначна прямому восстанию против Христа. Так, в августе 1918 г. он пишет Э. Ф. Голлербаху, что «Апокалипсис нашего времени» есть «Опавшие листья» — на одну определенную тему — инсуррекция против христианства.

В своем мировоззрении В.Р. сочетает русский «нигилизм» с почвенничеством (Ф.М. Достоевский, Н.Н. Страхов). Результатом был резкий феноменализм, вплоть до устранения собственной личности «Розанова», с которым случаются эти разные вещи.

Феноменализм и антитеоретизм В.Р. особенно резко выразился в ходе Религиозно-философских собраний 1901-1903 гг. Представители Церкви, в том числе даже модернисты типа о.С. Соллертинского, В.А. Тернавцева, Антонина Грановского, ссылались в споре с Р.В. и Д.С. Мережковским на норму: каноны, заповеди, догматы. Но для Р.В. и Мережковского норма не существует. Как отвечал Мережковский: Розанов не сомневается, что «номинализм» церкви благожелателен к браку, но он сомневается, чтобы «реализм» церкви был к нему благожелателен. Церковь реально — неблагожелательна.

И действительно, против Христианства Р.В. выдвигал не теоретические возражения, а перечислял разрозненные и спорные факты несчастливых и неравных браков, расторжения незаконных и непризнания невенчанных браков, имея в виду, конечно, свой собственный незаконный второй «брак». С одной стороны, у него это является рудиментом атеистической пропаганды. Но этим атеистическим приемам Ф.М. Достоевский в своих сочинениях придал, как ему казалось, новый смысл — уже религиозный. На самом же деле это утверждение феноменализма, когда Богу невозможно простить «слезинку ребенка». Поэтому и В.Р. во вполне понятном и приемлемом смысле для других модернистов излагает лишь единичные факты. Но ведь Церковь знает объяснение и этому единичному факту, но в рамках логики антитеоретизма Церкви не дают вообще ничего объяснить. Поэтому даже один факт несправедливости ставит перед Христианским законом требование – самоустраниться, исчезнуть.

Крайний адогматизм – безразлично почвеннический или революционно-демократический – ставит все на почву «живой жизни» с ее переменчивыми радостями и огорчениями. Религия и всякое упорядоченное соображение отвергаются во имя свободной игры мыслей и страстей. Разумеется, этим устраняется всякое духовное измерение. Остается лишь праздная философия под старым именем «догматического богословия» и практическая жизнь. Р.В. выбирает второе. Однако без теории, без нормы, и вытекающего из этой нормы объяснения событий и сама практическая жизнь превращается в сон, в «сон в Боге», по словам Р.В.

Устранение теории, то есть всякой истины, приводит к тому, что и сама плоть, о которой вроде бы так радеет Р.В., подвергается у него развоплощению. Эта практическая жизнь – даже не животное состояние, а ниже, чем животное, потому что внезаконное. Это существование вне закона отождествляется Р.В. с миром душевным, с неуничтожимым смирением.

Но и эти розановские мир и мiр исчезают при соприкосновении с догматическим Христианством, что приводит его к прямому бунту. И здесь — в борьбе с Христианством — учение Р.В. предстает все-таки как теория, хотя и лишенная объяснительной силы. Это теория демоническая по своему существу, поскольку она не просто ничего не объясняет, а освобождает своих адептов от власти всякой нормы и закона.

Антихристианская теория В.Р. превращает все предметы повседневности в чудесные. А теория эта, со своей стороны, является литературным мифом, тоже в своем смысле «чудесным». Отсюда сочинения Р.В. типологически могут быть отнесены к масс-культуре, предвещая эпоху интернет-форумов, чатов и ток-шоу.

Фигура В.Р. остается популярной в среде модернистов до сего дня. Так, о. Кирилл (Семенов) утверждал, что описанный выше путь В.Р. вел к Богу. Этот путь ценен, якобы, поскольку показывает, какие разнородные пласты несёт в себе наша русская словесная культура, какими сложными и страшными, подчас, путями движется человеческая мысль в поисках Бога, в стремлении человека найти себя самого на путях к Истине. В этом изложении учение В.Р. предстает в своем подлинном виде сатанизма, то есть учения о пути к Богу через разврат, ложь и отречение от Христа.

Цитаты

Я давно про себя решил, что «домашний очаг», «свой дом», «своя семья» есть единственно святое место на земле, единственно чистое, безгрешное место: выше Церкви, где была инквизиция, выше храмов — ибо и в храмах проливалась кровь.

Господи, неужели мы никогда не разговеемся больше душистой Русской Пасхой, хотя теперь я хотел бы праздновать вместе с евреями и их маслянистой, вкусной, фаршированной с яйцами щукой. Сливаться, так сливаться в быте, сразу маслянисто и легко (декабрь 1918 г.).

Народы, хотите ли я вам скажу громовую истину, какой вам не говорил ни один из пророков…

— Ну? Ну?.. Хх…

— Это — что частная жизнь выше всего.

— Хе-хе-хе! Ха-ха-ха!

— Да, да! Никто этого не говорил; я — первый… Просто, сидеть дома и хотя бы ковырять в носу «и смотреть на закат солнца!»…

А убеждения? — Равно наплевать.

Нет крупинки в нас, ногтя, волоса, капли крови, которые не имели бы в себе духовного начала.

Нравственность? Даже не знал никогда, через «ѣ» или через «е» это слово пишется.

О нем:

сщмч. Феодор (Поздеевский). Современная моральная беспринципность в приложении к вопросу о характере христианской жизни

Соблазн утонченной самости

о. Владимир Переслегин. “Прорцы нам, Христе, кто есть ударей тя?” (Мф. 26:68)

[E.P. Iphan]

К предыстории сессии ВАСХНИЛ в августе 1948г,

Начинается Великая Отечественная война и теоретические споры гаснут сами собой. Однако критика Лысенко не умолкала и в военные годы. Во время выборов Президиума АН СССР в 1942 году Трофим Денисович, несмотря на очевидную поддержку его властью, набирает лишь 36 голосов из 60 - меньше, чем кто-либо другой. В конце 1944 года «первую скрипку» стал играть давний противник Трофима Денисовича по дискуссиям 1936 и 1939 годов профессор кафедры генетики и селекции Тимирязевки академик АН БССР Жебрак. Так, в начале 1945 он отправляет в ЦК на имя Маленкова письмо, где объясняет, как вредна для международного престижа СССР борьба Лысенко с генетиками: «Необходимо признать, что деятельность ак. Лысенко в области генетики наносит серьезный вред развитию биологической науки в нашей стране и роняет международный престиж советской науки». Он отмечал, что Лысенко превратил Институт генетики «в штаб вульгарной и бесцеремонной борьбы против мировой и русской генетической науки», предлагал объявить вредными выступления Лысенко и Презента, сменить руководство институтом, начать издавать «Советский генетический журнал», командировать генетиков в США и Англию за опытом и т.д. Спустя несколько месяцев он пишет Маленкову второе письмо (очевидно, на первое был получен если не одобрительный, то и не ругательный ответ), с проектом ответа генетикам США, критикующих «политизированную науку в тоталитарном государстве». Маленков проставляет на втором письме резолюцию начальнику УПиА (Управление пропаганды и агитации при ЦК ВКП(б)), в которой, очевидно, указывая на оба письма Жебрака, говорит: «Прошу ознакомиться с этими записками и переговорить со мной». (В скором времени (16 апреля 1945) Жебрак будет принят вторым человеком в руководстве страны Молотовым, а с 1 сентября 1945 станет зав. отделом сельскохозяйственной литературы в УПиА, где и будет работать, совмещая с преподаванием, до апреля 1946. В начале 1947 он становится депутатом Верховного Совета БССР, и почти сразу же – Президентом АН БССР.)


В том же 1945 году недавно выдвинутый Сталиным на пост Президента АН СССР младший брат Николая Вавилова, Сергей внесет предложение в ЦК партии и Правительство о замене ряда членов Президиума АН, причем среди предлагаемых к исключению членов будет значиться фамилия Лысенко. Это предложение начало прорабатываться в ЦК и начальник УПиА Александров в письме на имя Молотова и Маленкова отметит в стиле «казнить нельзя помиловать»: с одной стороны, «можно было бы согласиться с мнением академиков», а с другой, Лысенко «было бы целесообразно выбрать в новый состав президиума»...



В 1946 году критика станет еще острей.

Сталинских премий удостоятся явные «антилысенковцы» Немчинов и Эдельштейн за труды, идущие вразрез с «мичуринской биологией» (Немчинов за работу «Сельскохозяйственная статистика», против которой выступал Трофим Денисович, а Эдельштейн за учебник «Овощеводство» с теорией гена и законами Менделя). В том же 1946 году Жебрак напишет письмо Маленкову с предложением создать новый генетический институт, необходимость которого, по его словам, «вызывается тем, что существующий Институт генетики, возглавляемый академиком Т.Д.Лысенко, разрабатывает в основном проблемы мичуринской генетики. Проектируемый Институт генетики и цитологии будет разрабатывать другие направления общей и теоретической генетики». Президиум АН СССР подавляющим большинством голосов одобрит инициативу, причем против будут всего лишь двое – Лысенко и Державин (зав. кафедрой славянской филологии ЛГУ).


В 1947 любимое детище А.А.Жданова - Издательство иностранной литературы -выпускает мощную «генетическую» серию книг: Эрвина Шредингера «Что такое жизнь с точки зрения физика?», «Организаторы и гены» К.Х.Уоддингтона, «Биохимическая эволюция» М.Флоркэна, «История эмбриологии» Дж.Нидхэма, «Антагонизм микробов и антибиотические вещества» З.Ваксмана. Весной 1947 Жебрак и Алиханян пишут письмо А.А.Жданову, в котором прямо утверждают, что «наши разногласия (со сторонниками Лысенко) имеют ГОСУДАРСТВЕННЫЙ характер». (Ну что тут скажешь? Про таких принципиальных говорят «Парень – гвоздь. Сам в стену лезет». Интересно, куда подевается вся государственная непримиримость и Жебрака, и Алиханяна спустя год, на сессии ВАСХНИЛ).


В 1947 в МГУ проходит научная конференция по генетике, где противники Лысенко вовсю критикуют «мичуринцев». По итогам конференции издается сборник статей. В центральной прессе идут непрекращающиеся яростные дискуссии между представителями двух школ, ЦК переполнен возмущенными письмами с обеих сторон.


В руководстве страны, похоже, колеблются, не решаясь принять точку зрения ни одной из сторон. «Подвисает» собравшая почти все необходимые подписи резолюция об открытии нового Института генетики; за год никак не решается вопрос, назначать или выбирать академиков ВАСХНИЛ (если назначать, то руководство академии будет наверняка пролысенковским, если выбирать – то наоборот). Сталин, хотя и пишет Лысенко в 1947, что, по его мнению, «вейсманизм-морганизм обречен», не предпринимает пока никаких организационных шагов. В декабре 1947 в Отделении биологических наук АН СССР было проведено обсуждение взглядов Лысенко и ученые почти единогласно выступили против. К печати готовятся доклады по итогам обсуждения. На конференции в МГУ в феврале 1948 многие выступающие доказывают, что взгляды Трофима Денисовича противоречат научным фактам...


Вопрос о том, кем же был Лысенко...
– талантливым шарлатаном, которому удавалось несколько десятилетий подряд дурачить руководство или же эффективным «кризис-менеджером» сельского хозяйство в тяжелые годы – требует отдельного рассмотрения. Речь сейчас о другом. Дело в том, что обе научные школы стремились разрешить теоретический спор путем привлечения на свою сторону «тяжелой артиллерии» в виде ВКП(б) – и генетики преуспевали в этом ничуть не меньше своих оппонентов. Но мир политической партии – это не мир науки. В высшем руководстве ВКП(б) бурлили свои страсти, плелись интриги и шла своя подковерная борьба, поэтому партия могла вмешаться в спор только блюдя свои собственные интересы, которые ученые видеть не могли, а значит, не могли и предсказать результаты такого вмешательства.


Дело в том, что после войны стало заметно, что Сталин сильно сдал, а, следовательно, конец его уже не за горами и никак нельзя исключать, что он будет внезапным. Тогда во весь рост встанет вопрос о преемнике - и, чтобы не остаться в дураках, вопрос этот сталинское окружение стремилось решить загодя. Это вовсе не конспирология, а совершенно обычная, даже заурядная политика везде и всюду. Возможными преемниками в случае смерти Сталина могли стать пользовавшиеся его особым доверием Маленков, Берия, Молотов, Жданов, молодые фавориты Вознесенский и Кузнецов. Разбираться в хитросплетениях кремлевских интриг – дело чрезвычайно неблагодарное, но совершенно точно можно утверждать, что давняя научная полемика оказалась весьма кстати, когда потребовалось «вывести из игры» такого «политического тяжеловеса», каким в послевоенные годы являлся Андрей Андреевич Жданов. Жданов был популярен, молва славила его как «спасителя Ленинграда», к тому же, после того, как его сын Юрий женился на дочери Сталина Светлане и сделал головокружительную карьеру, в 29 лет войдя в аппарат ЦК, он стал еще и родственником вождя.


Есть и вторая версия. Сталин сам начал активное перетряхивание «старой гвардии», как делал не раз, желая «расчистить дорогу» будущей смене. Все послевоенные годы высшее руководство страны летает с должности на должность, будто карты в тасуемой колоде – лишь за одним Берией остаются постоянные направления: атом, ракеты и нефтеразведка. Не исключено, что Сталин, словно снайпер, терпеливо выжидал, глядя, кто же из «преданных партийцев» первым «высунется», вмешавшись в биологический спор – для того, чтобы вычеркнуть его из «ближнего круга», заменив на неиспорченного интригами и незапятнанного участием в группировках политика.


А пока ученым кажется, что чаша весов начинает потихоньку склоняться в сторону противников Лысенко. Как вдруг 10 апреля 1948 случается необъяснимое...



Одной из форм оповещения...
...партийных функционеров на местах о всех изменениях официального курса ВКП(б) служили так называемые партактивы и семинары лекторов обкомов и крайкомов партии. Им зачитывалось несколько докладов для того, чтобы, разъехавшись по местам, лекторы могли должным образом, не искажая линии партии, донести ее до слушателей. Именно такой семинар состоялся 10 апреля 1948 года в Москве в Политехническом музее. С докладом на тему «Спорные вопросы дарвинизма» выступил начальник отдела науки УПиА ЦК Ю.Жданов, который фактически посвятил свое выступление критике Лысенко. Дежурно похвалив Трофима Денисовича за яровизацию, Ю.Жданов тут же обрушился с критикой на него, обвинив в задержке с внедрением гибридной тетраплоидной кукурузы, в непризнании гормонов, за попытки «подавить другие направления, опорочить ученых, работающих другими методами».


Лысенко приглашен на доклад не был (якобы потому, что беспартийный), ему пришлось слушать Ю.Жданова в кабинете того же здания через динамик. Партия устами докладчика выражала недоверие «мичуринской науке» и лично Президенту ВАСХНИЛ. В долгом споре научных школ партия вроде бы ставила точку. Казалось, участь Лысенко и всего «мичуринского направления» была предрешена… Однако случилось нечто прямо противоположное.


Дело в том, что доклад Ю.Жданова был, вообще говоря, немыслим – хотя бы потому, что Юрий Андреевич попросту не имел права его читать в таком формате: ни как связанный партийной дисциплиной коммунист, ни как ограниченный четкими рамками должностных полномочий чиновник. Подобные вопросы должны были решаться только после проработки на Политбюро и лишь потом уже расходиться кругами, докатываясь до регионов. Это был в прямом смысле слова прыжок поперед батьки в пекло – с тем нюансом, что сам Юрий в силу своей несамостоятельности никому не был опасен, а вот своего влиятельного батьку он утягивал в пекло за собой, и это устраивало многих.


Такой безумно-героический «наброс на амбразуру» при всей наивности Юрия (в том, что в аграрно-биологических вопросах он вообще не разбирался, сомневаться не приходится: см. Приложение) может быть объясним только двумя причинами...



Он советовался с отцом по поводу доклада...
Тогда это значило, что А.А.Жданов начинает играть вызывающее соло, плюнув на оркестр и дирижера, объявив, по сути, бунт на корабле. Может быть. Тогда это объясняет жесткость расстрельных приговоров по последовавшему вскоре «ленинградскому делу»: Жданов-старший собрал под своим крылом настолько влиятельные силы, что мог позволить себе быть вызывающе-самостоятельным - и в качестве пробного шара пустил доклад сына, чтобы посмотреть на реакцию руководства «и лично товарища Сталина». Реакция оказалась суровой. У кого-кого, а уж у Сталина хватало опыта по борьбе с внутрипартийной оппозицией и Жданова «со товарищи» задавили мощно, последовательно и логично. Начали с закоперщика, обезглавив группировку, затем добили остальных.


Он не советовался с отцом.
Не то хотел «сделать папе приятно», не то действительно считал себя настолько самостоятельным в кремлевских коридорах власти. Тогда его просто красиво «подставили», чтобы получить законный повод для атаки на Жданова-старшего. Юрий Жданов впоследствии жаловался Сойферу, будто в этом деле его одурачил секретарь ЦК Шепилов, сказавший, что Политбюро дает докладу «зеленый свет». А при «разборе полетов» Шепилов сделал «круглые глаза» и заверил, что о готовящейся критике «мичуринцев» знать не знал, и судил о будущем докладе, когда ставил свою подпись под включением его в план семинара, лишь по его невинному названию. Дескать, виноват, что в запарке не успел всего прочитать, но не более того.


Учитывая же то, что Жданов-младший «копал компромат» на Лысенко около года, постоянно общаясь с генетиками, и ни разу не переговорив с самим Трофимом Денисовичем, а доклад ему писал не то Жебрак, не то Шмальгаузен, то дело в любом случае выглядело так, будто оппозиция в советской науке стала обладать таким весом, что способна захватывать в свою орбиту и членов ЦК.


Как бы там ни было, кто бы ни «подставил кролика Роджера», дни А.А.Жданова были сочтены. Применительно же к генетике, наиболее вероятной видится версия, что ученых «использовали втемную», всячески подогревая их принципиальность будущей возможной поддержкой в ЦК. Ну не могло быть так в советской реальности, чтобы с бухты-барахты создавались новые институты, чтобы посты в УПиА ЦК занимали бы представители не одобренного партией научного направления, чтобы без указаний «сверху» печатались не отдельные книги, а целые серии. Одного лишь молчания из Кремля с характерным грузинским акцентом за глаза хватило бы для того, чтобы на корню пресечь все антилысенковские поползновения «радетелей научной истины» (насколько именно она им дорога, показала сессия ВАСХНИЛ – с наглядными примерами и с цветными иллюстрациями). Но ученых науськивали и подбадривали сшибиться лбами – чтобы «из искры возгорелось пламя» костра, на котором будет сожжена очередная «невинная жертва режима»...


А пока, спустя пару дней после доклада...
Лысенко пишет недоуменное и полное нескрываемой обиды письмо на имя Сталина и Жданова, в котором сообщает, что несмотря на жуткий прессинг со стороны его научных противников, он все же из последних сил держался на посту Президента ВАСХНИЛ, но «теперь же случилось то, в результате чего у меня действительно руки опустились» и просит предоставить ему возможность работать только на поприще «мичуринской науки», поскольку быть в постоянном конфликте с «антимичуринцами-неодарвинистами» невыносимо. Не дождавшись ответа ни от одного адресата, 11 мая он пишет на имя министра сельского хозяйства СССР Бенедиктова заявление с решительной просьбой об отставке с поста Президента ВАСХНИЛ: «Для пользы сельскохозяйственной науки и практики прошу поставить вопрос об освобождении меня от должности Президента и дать мне возможность проводить научную работу. Этим самым я смог бы принести значительно больше пользы как нашей сельскохозяйственной практике, так и развитию биологической науки мичуринского направления в различных ее разделах, в том числе и для воспитания научных работников».



В середине мая Лысенко вызывают в Кремль, где он имеет возможность лично рассказать вождю о причинах, приведших к прошению об отставке. Надо сказать, что это крайне нерасчетливый шаг Трофима Денисовича: известно, что Сталин резко отрицательно относился ко всякого рода самодеятельным просьбам об отставке, исповедуя принцип «не ты себя на эту должность назначил, не тебе с нее себя снимать». Однако на этот раз Иосиф Виссарионович отступает от правила и внимательно выслушивает Лысенко.



Заседание Политбюро, на котором обсуждалось «дело» Юрия Жданова, открылось 31 мая. С самого начала Сталин, не скрывая своего возмущения, заявил, что Жданов-младший поставил своей целью разгромить и уничтожить Лысенко, забыв, что тот сегодня является Мичуриным в сельском хозяйстве. Подводя итоги заседания, Сталин заявил, что надо примерно наказать виновных - но не детей, поскольку они еще молоды и неопытны, а отцов, указав мундштуком трубки на Жданова-старшего. Для подготовки соответствующего решения тогда же была сформирована комиссия Политбюро, в которой главная роль отводилась Маленкову. Так начинается серия, которая в «Звездных войнах» значится под названием «Империя наносит ответный удар».


В ЦК подготавливается сообщение «О положении в советской биологической науке», текст которого после многократных редактирований становится все жестче; в начале июля А.А.Жданов отправляется в отпуск на Валдай, из которого уже не вернется («дело врачей», якобы или действительно способствовавших его смерти, эхом отзовется в 1952); Маленков начинает исполнять его обязанности секретаря ЦК; ждановская вотчина, Управление пропаганды и агитации, меняет прежнего начальника Александрова на «хорошо поработавшего» Шепилова; само Управление съеживается до размеров Отдела, а бывший Отдел науки, которым руководил Юрий Жданов, уменьшается до сектора. Политбюро решает не издавать сообщение, а изложить его основные пункты в докладе Лысенко на будущей сессии ВАСХНИЛ. Лысенко садится за доклад, потом отдает его на редактуру лично Сталину (этот экземпляр со сталинскими собственноручными правками Лысенко будет держать в своем кабинете и с особой гордостью показывать посетителям). Сталин выбросил из доклада целый раздел о порочности буржуазной науки, прошелся по самым резким местам (например, подчеркнул фразу «любая наука – классовая», дописав «Ха-ха-ха… А математика? А дарвинизм?»). ВАСХНИЛ пополнилась новыми членами, сторонниками Лысенко, утвержденными Совмином СССР...


...которая и прошла с 31 июля по 7 августа и оказалась для Лысенко триумфальной: его противники были разбиты наголову. Лишь двое академиков – Немчинов и Раппопорт - оказались верны своим убеждениям до конца, а остальные, высказывавшиеся по ходу сессии хоть и с оговорками, но все же против «мичуринцев», вроде Алиханяна, Жуковского и Полякова, тут же публично раскаялись и сказали, что «они больше так не будут». В эти же дни «Правда», которая уделяла ежедневно две-три полосы материалам сессии, опубликовала покаянное письмо Юрия Жданова, который также признался, что «недооценил, не сообразил, не проанализировал, не подошел к вопросу исторически» и т.д., завершив классической фразой «Считаю своим долгом заверить Вас, товарищ Сталин, и в Вашем лице ЦК ВКП(б), что я был и остаюсь страстным мичуринцем. Ошибки мои проистекают из того, что я недостаточно разобрался в истории вопроса, неправильно построил фронт борьбы за мичуринское учение. Все это из-за неопытности и недозрелости. Делом исправлю ошибки». Чуть позже в той же «Правде» раскаются Жебрак и Завадовский.


В заключительном слове под аплодисменты Лысенко сообщает собравшимся, что его доклад одобрен в ЦК. Все. Точка. Это значило, что учение «мичуринцев» стало всесильным, потому что признано партией верным. Это значило, что отныне любая критика «мичуринского направления в биологии» будет признаваться идеологической диверсией. Это значило, что слова «генетика» и тем более «вейсманизм-морганизм» становятся опасными.


А дальше началась рутинная, в общем-то, работа по закреплению результатов победы, которая требовала от исполнителей разве что аккуратности и усидчивости...



Уже через два дня после окончания сессии...
...под председательством Маленкова прошло заседание Оргбюро ЦК, на котором в повестке дня значилось казенным языком «О мероприятиях по перестройке работы научных учреждений, кафедр, издательств и журналов в области биологии и укреплении этих участков квалифицированными кадрами мичуринцев». Министра образования Кафтанова обязывают представить предложения по вузам, министра сельского хозяйства Бенедиктова – по НИИ, от директоров ОГИЗ и Сельхозгиза – по своим хозяйствам. Ну а дальше возьмутся за АН СССР, уволив с работы 36 академиков, и «пойдет писать губерния» по республикам, краям, областям с университетами, сельскохозяйственными, зоотехническими и ветеринарными институтами. Поповский называет фантастическую цифру в 3 тысячи уволенных ученых по стране, но если не бредить, то нужно сказать, что десятки ученых были уволены, а сотни – вынужденно перешли на другие должности (когда преподаватель становится завлабом, например, не очень-то оценишь, понижение это или не понижение). Именно это время массовых кадровых перестановок, публичных покаяний на научных советах и партсобраниях, торжественных выпусков «на волю» линий дрозофил назовут впоследствии «лысенковщиной». Самые серьезные санкции будут применены к руководителям: ректорам, деканам, зав. кафедрами, ведущим преподавателям, уличенным в недостаточно критичном отношении к идеям «вейсманистов-морганистов».


Были ли результаты «великой биологической битвы» несправедливыми? Если отрешиться от естественного сочувствия к проигравшим, то надо признать, что вряд ли: нечего было дергать тигра за усы. Противники Лысенко тянулись к оружию, которым в итоге они сами же и оказались если не уничтоженными, то надолго парализованными. ВКП(б) была настолько «страшной силой», что куда там пресловутой «красоте» Достоевского! Постановления ЦК в прямом смысле слова двигали горы, прокладывали каналы, создавали на пустом месте города и поворачивали реки вспять. Решения партии были более непреложными, чем законы физики и математики. Нужно было четырежды подумать, прежде чем запускать этот асфальтовый каток, надеясь вскочить за руль первым и раскатать оппонента в мокрый блин. Не получилось. И тут приходится удивляться уже тому, что проигравшие просто лишились занимаемых должностей, а не были стерты в лагерную пыль. (Посажен был в 1949 лишь Эфроимсон, да и то, похоже, не за генетику, а как антисоциальный элемент.) Как ни крути, а ученых берегли и понимали, что «умные головы» в одночасье не вырастают, каким методом – лысенковским или антилысенковским - их ни выращивай.


Были ли в этом виноваты советская власть и социалистический строй? Опять-таки, вряд ли. Социализм при всех своих недостатках являлся единственно возможным способом для третьеразрядной страны выйти в «весовую категорию» лидеров. И при капитализме большинство тогдашних генетиков (таких, как Жебрак – член ВКП(б) с 1918 года, участник Гражданской войны) просто не стали или не смогли бы быть учеными в заштатном государстве. Сегодня, съездив в Тимирязевку, можно воочию убедиться, что значит настоящий «разгром сельскохозяйственной науки». Она просто даром никому не нужна в бедной стране. И никаких тебе научных дискуссий.



Юрий Жданов после смерти Сталина был отправлен «в ссылку» - заведовать наукой в Ростовском обкоме партии. Однако в Ростове после Москвы ему скучновато, и поэтому в разгар целинной кампании он пишет Хрущеву, надеясь заслужить расположение Никиты Сергеевича, следующее:


«В предгорьях Западного Кавказа, в пределах Краснодарского, Ставропольского краев и Грузии, раскинулись обширные лесосады на площади нескольких миллионов гектаров. Происхождение их двоякое: с одной стороны, здесь растут дикие фруктовые деревья; с другой – одичавшие сады, некогда принадлежавшие черкесам, покинувшим свои селения по разным причинам еще в прошлом веке. В этом уникальном зеленом поясе растут груша, яблоня, алыча, вишня, черешня, кизил, терн, абрикос, а также лещина, грецкий орех, каштан, малина, черная смородина, крыжовник, ежевика и т.д.


Использование всего этого богатства организовано лишь в незначительной степени и носит кустарный характер. Население в горах Западного Кавказа пока редкое, и главными потребителями фруктов и орехов являются, по–видимому, кабаны и медведи, основная же часть плодов каждый год пропадает, покрывая землю толстым слоем гниющей падалицы.


Вместе с тем здесь мы имеем огромный резерв снабжения нашего населения фруктами, ягодами, орехами, витаминными концентратами. Эта фруктовая целина, на мой взгляд, требует пристального внимания и освоения. Очевидно, здесь напрашивается несколько путей:


1) Организация сбора диких фруктов, орехов, ягод в существующих лесосадах. Выработка из них сухофруктов, консервов и витаминных концентратов с использованием портативных средств переработки, учитывая условия бездорожья.


2) Окультуривание диких лесосадов путем их расчистки, прореживания, подрезки деревьев, организации борьбы с вредителями.


3) Использование диких подвоев в качестве основы для прививки на них культурных сортов.


Мне представляется, что настало время освоению фруктовой целины Кавказа придать широкий государственный размах.»


Какие фруктовые сады? Каких таких черкесов из «прошлого века»? Будь на месте Хрущева человек попринципиальней, автора такого послания следовало бы под дулом пистолета заставить разработать «портативные средства переработки»; нагрузить его ими; заставить поднять на своем горбу без дорог под Ачхой-Мартан, где бы он в высокогорье сначала бы «фруктовую целину» «проредил, расчистил и подрезал»; переловил бы всех гусениц и прочих вредителей; распугал бы «кабанов и медведей», а потом сел бы варить на месте вкусные витаминные компоты и закатывать их банки. И чтоб потом вниз их снес, и чтоб ни единой банки не разбил бы! Страшно подумать, во что бы обошлась стране эпопея с «фруктовой целиной Кавказа». Так что вопрос с чисто научным интересом Жданова-младшего к проблемам генетики, думаю, можно закрыть.



В общем, подводя итог...
...можно сказать, что разгром генетиков в 48-м скрывает за собой политические перестановки, в первую очередь, вывод из игры Жданова-отца. Ну и генетики, которые рассказывают про "партию, которая задавила науку", не столь невинны, как хотят это сегодня представить: ученики чародея вызвали и попытались использовать для своих нужд силу, которая их и погубила. Примерно так.


UPD. Я еще раз просмотрела эту статью. В ней не хватает ссылок,
и читающему может показаться, что это конспирология и что
печальный конец А.Ж. не может иметь отношения
к победе над "вейсманизмом-морганизмом". По-моему,
надо стараться, чтобы это не увидеть. Те барды,
которые были очевидцами, в самом деле этого знать
не могли. Но с тех пор много воды утекло.

[E.P. Iphan]

Немножко об Иване Грозном.
В Англии известном как Джон Ужасный

С начала XIX века отношение историков к жизни и деятельности Ивана IV неоднократно менялось. Его объявляли жестоким тираном и мудрым государственным деятелем, порицали и оправдывали опричный террор.

В 90-х годах XX века появились труды, авторы которых желали исторической реабилитации Ивана IV и даже ставили вопрос о его канонизации. Самым видным из них был митрополит Иоанн (Снычев). Его апологетическое сочинение содержало многие ценные наблюдения. Вопреки сложившейся в исторической литературе традиции объяснять Смутное время результатами опричнины, владыка Иоанн замечал, что после Ивана IV до Смуты прошло 20 лет.

Вполне возможно согласиться с оценкой, данной автором сочинениям Курбского и немцев-опричников. Он считал, что эти источники крайне пристрастны, в исторической литературе это отмечалось неоднократно. В том же контексте давалась и оценка опричнины: "Опричнина стала в руках царя орудием, которым он просеивал всю русскую жизнь, весь ее порядок и уклад, отделял добрые семена русской православной соборности и державности от плевел еретических мудрствований, чужебесия в нравах и забвения своего религиозного долга".

В интерпретации автора, конфликт Ивана IV с митрополитом Филиппом был вызван клеветой злых советников. При всей пристрастности концепции митрополита Иоанна многие положения, выдвинутые в его книге, разделяются и современными академическими исследователями. В частности, в трудах В.В.Шапошника и В.А.Колобкова[1], посвященных государственно-церковным отношениям, оценки личности Ивана IV отсутствуют. Отказались исследователи и от попытки создать концепцию или схему, объясняющую те или иные действия царя. Они идут по пути полной реконструкции событий, параллельно подвергая критическому разбору точки зрения своих предшественников.

Во второй половине XVI века Россия вела войну с объединенным польско-литовским государством и со Швецией. Военный итог компании был не в пользу России, проиграла она и информационную войну. Противоборствующие стороны рассылали свои послания, направленные на доказательство своей правоты в военном конфликте. Предпринимались попытки сплотить Европу против "восточных варваров" и даже начать крестовый поход на Москву. Ведущая роль в информационной войне принадлежала перебежчикам из России, которые, пользуясь своей осведомленностью (которой на самом деле могло и не быть), чернили страну, где они ранее служили, пытаясь этим добиться расположения своих новых хозяев. К числу явно пропагандистских документов относился труд А.М.Курбского "История князя Великого Московского". Князь-предатель, водивший в Россию литовские отряды, стал основоположником литературы, посвященной Ивану IV........... Позднее основные сюжеты сочинения А.М.Курбского прочно укоренились в исторической литературе.

Существенный вклад в создание образа Грозного царя внесли лифляндцы И.Таубе и Э.Крузе. Участвуя в Ливонской войне, оба были взяты в плен и с началом опричнины привлечены к работе на дипломатическом поприще. В 1671 году, после неудачной осады Ревеля, они бежали в Литву. Для того чтобы оправдаться в двойной измене перед своими новыми хозяевами, в повествовании о жизни в России они сознательно сгущали краски, переплетая правду с явным вымыслом. В их повествовании Иван IV представлялся чудовищем, лишенным любых человеческих чувств, упивающийся пытками и казнями. В конце своего повествования они советовали главе польско-литовской администрации в Лифляндии Я.Е.Хоткевичу начать войну с Россией, так как все подданные ненавидят тирана. Автор первого перевода "Послания Иоганна Таубе и Элета Крузе" М.Г.Рогинский делал вывод о том, что авторы "сумели очернить Грозного, почти не прибегая ко лжи, обмануть без обмана". [3] В оценке личности Ивана IV воспоминания Таубе и Крузе отличаются большой эмоциональностью.............

Еще более пристрастным источником являются воспоминания опричника-немца Г.Штадена "О Москве Ивана Грозного", написанные в конце XVI века, но опубликованные в России лишь в 1925 году. С 1564 по 1572 годы Г.Штаден находился в России и служил по дипломатической части. По возвращении в Германию он оказался при дворе короля Рудольфа II, для которого и подготовил план вторжения в Россию под названием "Проект военной оккупации Московии". К проекту была приложена подробная роспись русских городов и крепостей с указанием, какими отрядами и в какой последовательности их следует захватывать. После захвата в плен Ивана IV с сыновьями Г.Штаден рекомендовал отвести их в Польшу: "Туда же тем временем надо свезти всех пленных с его страны и там в присутствии его и двух сыновей его убить их... Затем у трупов надо перевязать ноги возле щиколоток и, взяв длинное бревно, насадить на него мертвецов, чтобы на каждом бревне висело по 30, по 40 и по 50 трупов". [5] Бывший опричник убеждал Рудольфа II в том, что "так жестока и ужасна тирания великого князя, что к нему не чувствуют расположения ни духовные, ни миряне; ему враждебны все окрестные государи". [6]

Сочинения А.М.Курбского и немцев-опричников, несмотря на их пристрастность, уже давно используются как источник в исторической литературе. Наряду с ними в научную литературу вошло "Житие Филиппа, митрополита Московского". Время составления этого памятника точно не установлено, все его известные редакции относятся к XVII веку. Предположительно, первый вариант "Жития" был создан вскоре после перенесения мощей митрополита Филиппа в Соловецкий монастырь (1591). В "Житии" описывается, как Иван IV, разозлившись на вельмож, ведущих борьбу между собой, под влиянием злых советников задумал разделить свое государство и для этого созвал Собор. Против воли царя на Соборе выступил митрополит Филипп. Иван IV не послушался митрополита и ввел опричнину. После этого злые советники стали клеветать царю на митрополита. В результате Филипп был выслан из Москвы, а затем и убит Малютой Скуратовым. Исследователи обнаружили в "Житии Филиппа" целый ряд ошибок. Например, Филипп был избран на московскую кафедру уже после учреждения опричнины и не мог протестовать против ее введения, для учреждения опричнины царь Собора не собирал и т.д. При этом автор использовал "Житие" наряду с воспоминаниями немцев-опричников как исторический источник............

Канонизация митрополита Филиппа была непосредственно связана с наложением запрета на деяния Стоглавого собора. Современные исследователи считают, что в канонизации Филиппа был особо заинтересован патриарх Никон........

Современный исследователь обращает внимание на то, что собственные взгляды Алексея Михайловича уже в момент перенесения мощей Филиппа отличались от содержания послания, внушенного Никоном. В письме к князю Н.И.Одоевскому, описывающему встречу мощей Филиппа в Москве, Алексей Михайлович описывал конфликт Ивана IV и митрополита другими красками. Царь проклинал клеветников, мздоимцев и гонителей, видимо, и ставших причиной гнева Иван IV на Филиппа. "Не все ли зде месть восприняли от прадеда моего, царя и великого князя Ивана Васильевича?", - писал Алексей Михайлович. [10]

На Соборе 1666 года, где проходил суд над Никоном, Алексей Михайлович еще раз подтвердил, что историю конфликта Ивана IV и Филиппа ему преподнесли в неверном свете. На Соборе была зачтена грамота Никона Константинопольскому патриарху, в которой упоминалось, что Никон переносил из Соловецкого монастыря мощи Филиппа, неправедно мучимого Иваном IV. Алексей Михайлович по этому поводу заявил: "Для чего он, Никон, такое бесчестие и укоризну блаженные памяти великому государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всея Руси написал". [11]

Несмотря на то, что Алексей Михайлович пересмотрел свое отношение к конфликту митрополита Филиппа и Ивана IV, на сложившееся общественное мнение это не повлияло. Мученик Филипп противопоставлялся Грозному царю и его наставнику митрополиту Макарию.....

Результатом стало решение, полностью отменявшее Стоглавый собор: "Тую неправедную и безрассудную клятву Макариеву и того собора разрешаем, и тот собор не в собор, и клятву не в клятву, но ни во что вменяем, яко же и не бысть". [12]

Выстраивается целый ряд политических причин, повлиявших на формирование представлений потомков о царствовании Ивана IV. Видную роль в этом вопросе было суждено сыграть канонизации митрополита Филиппа и отмене деяний Стоглавого собора. В новейшей исторической литературе разоблачен ряд мифов, на основании которых в течение веков был создан негативный образ царя Иоанна Грозного.

Очевидна пристрастность сочинений А.М.Курбского и немцев-опричников, развеян миф об убийстве царем своего сына, недостоверными признаются сообщения о казнях некоторых духовных лиц, опричный террор объясняется существованием заговоров, наконец, ссылка митрополита Филиппа объясняется нарушением им обещания не вступать в "домовой царский обиход и опричнину". В то же время набожность и богословская просвещенность Ивана IV, его забота о Церкви не подвергаются сомнению. В этом контексте есть необходимость пересмотреть взгляд на личность Ивана IV в духе сочинений митрополита Иоанна.
Первые российские Судебники 1497 и 1551 годов буквально сходились между собой, за исключением наказаний и штрафов. Судебник Ивана III предполагал смертную казнь только за татьбу (разбой).

В судебнике Ивана IV смертная казнь предусматривалась лишь за повторный разбой. В первом случае предписывалось пытать и заключать в тюрьму. [13] В Соборном уложении 1649 года, составленном при "тишайшем" царе Алексее Михайловиче, смертная казнь предусматривалась уже за 25 видов преступлений. При этом предписывалось сжигать на костре, заливать горло расплавленным металлом, закапывать живыми в землю, а также отрубать различные части тела. [14] При сравнении легко заметить, что судебник Ивана IV более гуманен, чем судебник его деда и, тем более, "внука".

Известно, что на практике в XV-XVII веках диапазон применяемых казней был гораздо шире. Сжигать на костре и сажать на кол в России продолжали и в начале XVIII века при Петре I. При этом жестокие казни не шокировали и иностранцев. Мистик Кульман был сожжен в Москве именно по требованию протестантской общины. Богатый арсенал казней, который рисуют нам воспоминания некоторых современников Ивана IV, не находит подтверждения в Синоднике опальных.......

В Синоднике опальных Ивана IV мы находим неоднократные сообщения о казни целых семей. Можно утверждать, что подобная практика являлась нормой и для XVII века. В Соборном уложении Алексея Михайловича предписывалось матерей и отцов, жен и детей изменников, знавших об их измене, казнить.[15] Именно в измене обвинялись все лица, указанные в Синоднике. Таким образом, с точки зрения норм права и морали того времени, казни семей изменников были нормальным явлением.

При оценке правителя важны не виды и методы наказания, а справедливость и обдуманность его наложения. Начиная с воспоминаний немцев-опричников, историки традиционно отмечали вспыльчивость Ивана IV и на этом основании находили, что справедливым его суд быть не мог. Действительно, после введения опричнины традиционная система судопроизводства была на время оставлена. Но это не значит, что людей казнили без расследования их вины. В опричнине существовал Розыскной приказ, в котором и проводилось следствие, занимавшее иногда по нескольку месяцев. В.А.Колобков утверждал, что Синодник опальных Ивана IV составлен по материалам подлинных опричных отчетов и опричного делопроизводства.[16] Перед тем, как отдать приказ о казни того или иного лица, Иван IV сначала проводил расследование и убеждался в его виновности. Некоторые лица, чья вина была не до конца выяснена, доставлялись для допросов в Москву и Александровскую слободу.

Рассматривая документально зафиксированную практику наложения наказаний Ивана IV, мы нигде не находим легендарной "вспыльчивости" и "гневливости". Напротив, виден взвешенный подход и гуманное отношение к нарушителям царской воли.

В воспоминаниях английского путешественника Д.Горсея описывается, как послы Девлет-Гирея пришли к Ивану IV. Старший посол, находясь перед троном царя, достал длинный нож и от имени пославшего его заявил, что пусть этим ножом русский царь перережет себе горло. Послов не только не изрубили на куски, как предлагали советники Ивана IV, но даже не отобрали подарки. [17] Буквально на следующей странице автор воспоминаний писал, что "главное наслаждение царя, которого руки и сердце были обагрены кровью, заключалось в том, чтобы выдумывать новые мучения, пытки и смертные казни над теми, на которых он гневался или которых наиболее подозревал". [18] Очевидно, что в контексте предыдущего заявления рассказ о жестокости Ивана IV выглядит голословным................

В 1565 году пост второго воеводы Нижнего Новгорода занимал князь С.В.Звяга Лобанов-Ростовский. Его судьба очень показательна для характеристики политических мероприятий Ивана IV. Будучи в 1554 году членом Боярской думы, князь Семен Звяга пытался бежать в Литву, на что просил у польско-литовского короля охранные грамоты. Побег, в котором планировали участвовать многие родственники князя, не удался. После тщательного расследования боярский суд приговорил Звягу к смерти за передачу Литве сведений государственной важности. Однако, благодаря "печалованиям" митрополита Макария и всего Освященного Собора, Звяга был помилован и сослан на Белоозеро. Из ссылки князь вернулся еще до учреждения опричнины и получил назначение в Нижний Новгород. В 1565 году он был вторично сослан и впоследствии казнен. [20] Осенью 1567 года А.И.Шеин-Морозов участвовал в Ливонском походе. После отмены похода Шеин был оставлен на границе. В 1568 году он получил важное военное назначение помощника командующего большим полком. В это время он был арестован и доставлен в Розыскной приказ. Ему припомнили, что в 1567 году, когда сохранялась опасность вторжения войск Сигизмунда II, он, будучи земским воеводой, из-за местнического спора отказался выполнить распоряжение о передислокации своего полка из Великих Лук к Торопцу - тогда он вообще не понес наказания. [21] Из этих примеров видно, что заведомо виновным Иван IV прощал их преступления и наказывал лишь в случае повторной провинности.

Есть сведения о том, что крупные чиновники избегали казни даже в том случае, если сами сознавались в покушении на цареубийство и измену. Казни избежал окольничий И.П.Федоров-Челядинин, после инцидента на Коломенской дороге в 1646 году признавшийся в участии в заговоре на цареубийство. Он был сослан на Белоозеро, а позднее и возвращен ко двору. Во время отхода от Москвы Девлет-Гирея к нему на службу пытался перейти мурза Абысланов, находившийся на русской службе. Пойманный, он признался в том, что был послан к Девлет-Гирею воеводой И.Ф.Мстиславским с предложением во время нового похода сдать Москву. Глава Земской думы был арестован и признался во всем. Но он обещал впредь верно служить царю и его детям. За князя вступились опричные и земские воеводы, сражавшиеся под его руководством. Трое крупнейших воевод поручились за опального, обещая в случае его новой провинности выплатить 20 тыс. рублей. Кроме того, царь потребовал поручений еще от 285 княжат и детей боярских. Князь был освобожден и направлен наместником в Новгород. [22]

Сильно противоречат действительности рассказы современников о массовом опричном терроре. Г.Штаден, А.Шлихтинг, И.Таубе и Э.Крузе в своих воспоминаниях рассказывали о том, что опричники во время похода в вотчины И.П.Федорова-Челядинина обращали в пепел скирды хлеба, сжигали целые села вместе с церквами, убивали скот и лошадей, душили и стреляли из луков беззащитный деревенский люд.[23]

Накопленный на сегодняшний день материал позволяет опровергнуть подобные сообщения. Историки установили, что И.П.Федоров-Челядинин принадлежал к числу крупнейших землевладельцев середины XVI века. Его вотчины располагались в Коломенском, Бежецком и Белозерском уездах. Одно лишь село Борисоглебское имело 1158 четвертей обрабатываемой земли. К селам Старая и Новая Ерга относились около 120 деревень, расположенных на территории 100 квадратных километров. По воспоминаниям опричников, царь во главе полков, специально отобранных для защиты южных рубежей, в течение шести недель разорял владения И.П.Федорова. Синодник казненных сохранил точные цифры этой расправы. За весь поход было убито 369 человек, по подсчетам Р.Г.Скрынникова, 293 из них были дворовыми людьми опального боярина. Если оставшихся "жертв террора" поделить между селами только Старой и Новой Ерги, то не получится и по одному казненному на деревню.

Можно сделать вывод, что казни после раскрытия этого весьма обширного заговора носили самый умеренный характер. Хаотическую картину расправ, рисуемую опричниками, опровергает техническое исполнение казней. Лишь очень немногие были казнены обычным способом - "отсечением головы". Большую часть казненных собирали в избы, которые взрывали пороховыми зарядами. В селе Матвеевщина так было казнено 84 человека из слуг И.П.Федорова, в селе Бежецком Верху - 65 человек. Можно предположить, что в избы приговоренных собирали не случайным образом. Дополнительную информацию об этом эпизоде "большого террора" дает распоряжение Иван IV к губному старосте Белоозера Я.М.Гневашеву. После своего карательного похода царь приказал представить подробную опись не только "денег и платья" И.П.Федорова, но и списка "лошади, и всякий служебный наряд, и мелкий живот, и хлеб стоячий, и молоченной, и в житницах, и сено...". Иначе говоря, царь вел себя, как самый рачительный хозяин, что совершенно не стыкуется с погромом, описанным иностранными авторами - бывшими опричниками. [24]

Ярким примером гуманизма Ивана IV является его послание в Кирилло-Белозерский монастырь (1573). Дело было в следующем: в одном из любимых монастырей царя начались неурядицы, вызванные конфликтом бояр, в разные годы ставших иноками. Иван Шереметев, пользовавшийся поддержкой монахов, выступил против сосланного в монастырь царем Василия Собакина. Ивана IV, которому сообщили о смуте в монастыре, пришел в гнев. В своем послании он упрекал монахов в том, что они постриженным в монастыре боярам разрешают пользоваться собственным столом, есть в кельях и даже принимают от них подарки. Царь порицал монахов за то, что они поставили церковь над могилой князя Воротынского, а над могилой основателя монастыря Кирилла церкви нет. "Бояре, придя к вам, ввели свои распутные уставы: выходит, что не они у вас постригаются, а вы у них; не вы им учителя и законодатели, а они вам... Сегодня тот боярин один порок введет, завтра другой иное послабление введет, мало-помалу и весь крепкий монастырский уклад потеряет силу и пойдут мирские обычаи", [25] - писал царь.

В своем письме Иван IV называет боярина Шереметева "бесовым сыном", а другого недавнего инока Хабарова - "дураком" и "упырем". "Поистине, святые отцы, это не чернецы, а поругание монашеского образа", - писал он. При этом Иван IV не брался судить и наказывать иноков. "Если в монахах жить тяжело, надо было жить в боярах, а не постригаться... Что я им, отец духовный или начальник? Пусть как хотят, так и живут, если им спасение своей души не дорого!", [26] - писал царь.

При желании Иван IV легко мог найти повод расправиться с бывшими боярами, видимо, и в монастырь ушедшими от его гнева. "Бог свидетель, я пишу это, только беспокоясь о нарушении монастырских порядков. Гнев на Шереметева тут ни причем: у него, ведь, имеются братья в миру, и мне есть на кого опалу наложить. Кто же будет надругаться над монахом и возлагать на него опалу!".......В Синоднике опальных Ивана IV можно встретить имена представителей клира - это инок Афоня (1567), инок Никита Казаринов (1568), монахиня Евфросиния, Григорий от Петра и Вериг поп (1569), инок Амос, инок Помина, инокиня Евдокия, архимандрит Печерский Корнилий и иноки Васьян, Дорофей, Афон, Митрофан, Дионисий Турпеев (1570). Большая часть из вышеперечисленных клириков была казнена при расследовании Новгородской измены, о части других также известно, что они проходили по делам об измене. Можно с большой уверенностью утверждать, что клириков Иван IV казнил лишь по очень серьезным преступлениям (измена, покушение на жизнь царя, колдовство). От общего процента лиц, перечисленных в Синоднике, клириков не набирается и 0.5%.

"Скуйте Шереметеву хоть золотые сосуды и воздайте ему царские почести - ваше дело. Установите вместе с Шереметевым свои правила, а правила чудотворца оставьте, - так хорошо будет. Вы сами знаете: делайте, как хотите, а мне ни до чего дела нет! Больше не докучайте: поистине, ничего не отвечу. Да пребудет с вами и с нами милость Бога мира и Богородицы и молитвы чудотворца Кирилла. Аминь. А мы вам, мои господа и отцы, челом бьем до земли", [28] - заканчивал свое письмо братии Кирилло-Белозерского монастыря Иван IV. Царь не брал на свою совесть суда даже над иноками, грубо нарушавшими постановления Стоглавого собора.

Ужасы, приписываемые России XVI века, происходили, видимо, лишь в воображении политических противников Ивана IV. Легко установить, откуда они черпали материал для описания зверств русского царя. Например, Г.Штаден до пересечения границ России побывал в Риге. Там он стал свидетелем казни герцога Арца, обвиненного в связях с русскими. По сообщению будущего опричника, Арц был растерзан раскаленными клещами. [29] Естественно, что методы казней и допросов Европы Г.Штаден переносил и на Россию, приписывая их царю-тирану.

По своей жестокости в истории человечества XVI век не многим отличался от веков предыдущих и последующих. Велись глобальные войны, вспыхивали эпидемии, мало ценилась человеческая жизнь. Не исключением в этом отношении стала и Россия. Даже на фоне жестокого века царствование Ивана IV в исторической литературе обычно окрашивают особо мрачными красками. Легко заметить, что российские историки традиционно использовали личность Ивана IV в политических целях. Дворянская историография конца XVIII - начала XIX веков использовала образ "Грозного" для шантажа российской монархии. В своих трудах историки рисовали образ тирана, истреблявшего своих подданных и ввергнувшего государство в смуту. Либеральные историки XIX - начала XX веков использовали Ивана IV для атаки на монархию. Ужасы опричнины в их работах ассоциировались с недостатками монархического образа управления. И.В.Сталину образ "Грозного" царя, уже созданный в литературе, нужен был затем, чтобы оправдать свои методы борьбы с оппозицией. В позднейшей советской литературе деятельность Ивана IV ассоциировалась со сталинским террором. Подобные тенденции не изжиты и до сегодняшнего дня.

Деятельность Ивана IV, запечатленная в российских источниках XVI века, совершенно не совпадает с изображением царя некоторыми современниками и потомками.

Простое сравнение Судебников показывает, что законодательство Ивана IV было более гуманно, нежели предыдущее и последующее. Царь не только стоял на страже закона, но не нарушал и установленные обычаи. Именно уважение к московским традициям заставило царя ввести опричнину как особый аппарат борьбы с изменой. Даже в период "опричного террора" казням предшествовало расследование, некоторые чиновники, изобличенные в измене, прощались царем. О справедливости и гуманности царя свидетельствует его послание в Кирилло-Белозерский монастырь, где он кротко уговаривает монахов, явно нарушавших постановления Стоглавого собора. Все эти данные, взятые в комплексе с давно известными материалами о широкой образованности царя, его глубокой церковности, позволяют нам поставить под сомнение миф об Иоанне Грозном, сложившийся в исторической литературе.

Сообщение было отредактировано E.P. Iphan: 16.10.2016, 07:03

[E.P. Iphan]

Последняя осада Гражданской войны

13 февраля 1923 года белые под командованием генерала Анатолия Пепеляева осадили красноармейский отряд Ивана Строда в якутском зимовье Сасыл-Сысыы. Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что в этой драме с участием нескольких сотен человек отразилась вся Гражданская война с её своеобразием, ужасом и героизмом. История этой осады может послужить и объяснением тому, почему в той войне белые проиграли, а красные – выиграли.

Офицер против анархиста

Вначале скажем несколько слов о главных героях драмы. Анатолий Николаевич Пепеляев родился в семье военных в 1891 году, а с 1914 года воевал на полях Первой мировой – дослужился до подполковника, получил восемь орденов, включая Георгия 4-й степени. Во время Гражданской войны Пепеляев, командовавший одной из армий Колчака, взял Пермь, что привело к появлению настоящего культа личности – от стихов в честь гениального полководца до именного бронепоезда. В Гражданскую войну Пепеляев проявил недюжинный полководческий талант и сделал быструю карьеру, став генерал-лейтенантом в 27 лет. Но личные качества одного офицера не могли предотвратить развала системы снабжения и управления на всём фронте. Осенью 1919 года сорокатысячная армия Пепеляева, отступая к Томску, буквально растаяла: в строю оставалось 5–6 тысяч бойцов, а позднее из-за дезертирства их число сократилось до 800 человек.

За критику верхов в рапорте Колчаку («начальство интриговало, свирепствовала разнузданная контрразведка, создавались роскошные штабы, офицерство пьянствовало… Ставка легкомысленно пустила на убой десятки тысяч людей») и предложения отдать землю крестьянам Пепеляев заслужил среди белых репутацию эсера. В апреле 1920 года Пепеляев, перед этим перенёсший тиф, был взят в эшелон чешским офицером и эвакуировался в китайский город Харбин.


А. Н. Пепеляев, командир Средне-Сибирского армейского корпуса, 1918 год

Иван Яковлевич Строд, латгалец по отцу и поляк по матери, родился в Витебской губернии в 1894 году. В 1914 году добровольцем пошёл на фронт, заслужил четыре Георгия и чин прапорщика, был дважды тяжело ранен. В начале 1918 года Строд, по своей партийной принадлежности бывший анархо-коммунистом, вступил в ряды Красной армии. В Гражданскую войну он, как и Пепеляев, воевал в Сибири, осенью 1918 года попал в плен под Олекминском, но был спасён местным фельдшером, отправившим красных к коменданту-эсеру, принципиальному противнику смертной казни. Выйдя на свободу после разгрома Колчака, Строд воевал в составе армии Дальневосточной республики против атамана Семёнова, барона Унгерна и японцев.


И. Я. Строд

Благодаря целому ряду удивительных событий Пепеляеву и Строду суждено было встретиться в Якутии. В августе 1921 года из Якутска бежала группа бывших белых офицеров, служивших в военкомате и других советских учреждениях. Захватив два парохода, они смогли добраться до села Нелькан, где нашли богатейшие склады с мукой, мануфактурой и пушниной. Завладев такими сокровищами, восставшие решили не бежать к своим во Владивосток, а бороться с большевиками прямо здесь. Военрук Толстоухов, возглавивший побег, уплыл с пушниной во Владивосток, пообещав вернуться с подмогой. Как нетрудно догадаться, больше его в Якутии не видели.

Однако во времена военного коммунизма (бесплатные повинности, дефицит товаров, произвол бывших уголовников, борьба с шаманами и местной элитой) крошечный белый отряд стал спичкой в пороховом погребе и быстро рос за счёт местных охотников и прочих недовольных. Вскоре красные в Якутске оказались в осаде, а в марте 1922 года восставшие послали во Владивосток гонцов за помощью.

Поход в никуда

Посланники вышли на представителей областников – сибирских сепаратистов-народников. Пепеляева, организовавшего артель извозчиков в Харбине, убедили возглавить поход Сибирской добровольческой дружины. Из 720 человек, записавшихся в отряд, больше половины составили офицеры. Дружина имела на вооружении два пулемёта Кольта, а также винтовки различных систем – от трёхлинеек и берданок до мексиканских, японских, австрийских и даже итальянских образцов. Любопытен тот факт, что на вооружении отряда было большое количество гранат – 9807 штук.

6 сентября 1922 года десант численностью более 500 человек на минном транспорте и канонерке подошёл к небольшому порту Аян на Охотском море. К тому времени красные уже объявили о создании Якутской автономии в составе РСФСР и амнистии сдающимся повстанцам. Из Иркутска прибыли два полка пехоты, кавалерийский дивизион и батарея орудий. Общая численность красных войск превысила четыре тысячи штыков и сабель под руководством нового командующего К. К. Байкалова. Одним из красноармейских отрядов командовал Иван Строд. В июле 1922 года в генеральном сражении у села Никольское повстанцы были разгромлены.

Прибыв в Аян, Пепеляев понял, что привёл на край света «слишком мало и слишком поздно», однако вновь дал убедить себя в том, что народ только и ждёт его помощи. Десант сошёл на берег, где к нему присоединились белые партизаны. После тяжёлых колебаний и сомнений дружина двинулась на Якутск, расположенный более чем в тысяче километров от Аяна. Пока Пепеляев без особых боёв занимал якутские сёла, в конце октября Красная Армия вошла… во Владивосток. Отступать стало некуда, ждать помощи – не от кого. Однако Пепеляев ещё не знал об этом. Но, как ни парадоксально, в Якутии у белых ещё оставались шансы на успех – войска противника были разбросаны по огромным просторам, и в случае удачной зимовки в захваченном Якутске белые могли дождаться очередного восстания и продолжить борьбу. 5 февраля белые внезапной атакой взяли слободу Амга, захватив 45 пленных и 5 пулемётов. До Якутска им оставалось менее двухсот вёрст, а защищать город, кроме отрядов ЧОНа, было некому.


Красный отряд, оборонявший Верхоянск. 1923 год

Тем временем Строд с группой в 40 человек двигался навстречу судьбе. Он должен был привести к Пепеляеву двух парламентёров-якутов и попробовать уговорить белых сдаться. Дойдя до одинокой юрты в тайге, где обнаружились следы противника, Строд оставил там письмо якутского ревкома Пепеляеву и ушёл обратно к Амге. В Амге он получил ещё 40 бойцов и направился в Петропавловское, чтобы сменить соседний батальон под командованием Дмитриева. И тут отряд Строда нашли красноармейцы, пленённые белыми при взятии Амги, а затем отпущенные на свободу. Дмитриев успел показать себя неважным командиром, и бойцы проголосовали за объединение сил под началом Строда.

Имея 282 бойца, включая 26 конных разведчиков, Строд оказался у белых в тылу. Он выбрал путь к Амге, надеясь либо опередить Пепеляева, либо повиснуть у него «на хвосте». Вечером 13 февраля 1923 года красный отряд остановился в зимовье Сасыл-Сысыы (в переводе с якутского – «лисья поляна») в восемнадцати верстах от Амги. Строд со своими людьми обосновался в юрте на отшибе. Никто не заметил, что неподалёку в тайге уже спрятался отряд пепеляевцев, вышедший на перехват – 230 человек под командованием генерала Е. К. Вишневского. Под утро белые скрытно выдвинулись к деревне, бесшумно сняли часовых и захватили батальон Дмитриева врасплох, но не заметили отряд Строда. Часовые Строда подняли тревогу, и начался бой. Атака белым не удалась. Позже Вишневский писал: «Я рассчитывал застать противника врасплох, а он меня встретил огнём из 5 тяжёлых пулемётов и нескольких Шоша». Зато белым удалось уничтожить почти весь красноармейский обоз. В этом бою сам Строд был ранен в грудь и на время потерял сознание – это случилось уже после отхода белых. Отбив первую атаку, красноармейцы заняли оборону у одной из юрт.

Сильные люди

Осаждённым пришлось укрепляться тем, что было под рукой. А под рукой имелись балбахи – плиты замёрзшего навоза (якуты использовали его как удобрение) толщиной около 20 сантиметров. Четыре ряда таких плит можно было пробить лишь сосредоточенным пулемётным огнём. Балбахи ставили по 4–5 штук в ряд, посыпали снегом и обливали водой.

Утром 15 февраля к Сасыл-Сысыы подошли основные силы белых. Однако они медлили с новыми атаками, предлагая красным сдаться. Дело в том, что Пепеляев перехватил донесение Строда с упоминанием о больших потерях и решил, что красные накануне сдачи. Строд, видя слабость своей обороны, пошёл на переговоры, которые кончились ничем. Тем временем посреди красот зимней тайги успела возникнуть маленькая крепость – 100 шагов в длину и 30–40 шагов в ширину. Из разобранного амбара и трёх десятков срубленных деревьев красные устроили подобие засеки, которая издалека казалась более грозной, чем на самом деле.

Поразительно отсутствие обычных для гражданской войны зверств – обе стороны уже пережили и повидали столько, что хватило бы и на дюжину жизней. Поэтому и красные, и белые при каждом удобном случае пытались уладить дело миром. Да и условия походов по зимней Якутии были чрезвычайно тяжёлыми – морозы достигали 50–58 градусов. Достаточно по неосторожности прожечь искрами костра дыру в одежде – и гибель почти неминуема. Некоторые отряды, оставшись в снежной пустыне без пищи, доходили до людоедства…

Лишь на шестой день осады начался штурм, который продолжался восемнадцать часов – и это при сорокаградусном морозе! За день боя у красных вышли из строя все автоматы Шоша, вражеская пуля разбила затвор «Льюиса», а у пулемёта Кольта вышел из строя весь расчёт. Оставшиеся четыре пулемёта перегревались – известно, что один из них израсходовал 10 000 патронов. И всё же штурм был отбит, пепеляевцы потеряли до 150 человек убитыми и ранеными, красные – 61.

Однако положение осаждённых стало отчаянным. Десятки людей сгрудились на крохотном пятачке, пули пробивали стены юрты насквозь, и находившимся за стенами нельзя было даже приподняться без риска получить пулю. По территории «крепости» приходилось ползать на четвереньках, отчего быстро протиралась одежда. Для получения воды устраивали вылазки за снегом, надев маскхалаты из простыней. В пищу шли убитые лошади и быки – их туши пилили, разделывали и варили с солью.

Пулемётный огонь постепенно разрушал навозные стены, поэтому красным пришлось строить баррикады из замёрзших трупов людей и лошадей. Позднее Строд писал в мемуарах:

«Звякали пули о мёрзлые тела, отрывали пальцы, куски мяса, попадали в голову. От удара пули голова раскалывалась, и внутри был виден серый окостеневший мозг».

Несколько позже пепеляевцы попытались придвинуть к вражеским баррикадам своеобразные «якутские танки» – навозные плиты на санях. За каждыми санями могло укрыться 8–10 человек, которые должны были забрасывать врага гранатами. Однако такие сани оказались слишком тяжёлыми (не менее ста пудов). Затем белые приделали шомполы к японским гранатам и стреляли ими из берданок, но такие боеприпасы летели всего на 25–30 метров. Прошло две недели, но взять стены из навоза белые не сумели.

На фронтах Первой мировой такую проблему враз решил бы единственный миномёт, огнемёт или траншейная пушка. И судьба вновь дала белым шанс – отряд Е. И. Курашова, шедший на выручку Строду, имел две лёгких 37-мм пушки Маклена. Эти орудия при скромном объёме выпуска (около 200 штук) были необычайно популярны в боях Гражданской войны – от Кубани до Севера России. Для засады на красных было выбрано идеальное место – Элесинская котловина между сопками. Но, увидев красный дозор, часть белых без приказа напала на него, приняв за основные силы. Несколько человек из разведки успели ускакать, предупредить своих, и люди Курашова немедленно заняли оборону за санями. Белые, вымотанные шестнадцатичасовым переходом к месту засады, отчаянно атаковали раз за разом, несмотря на картечь и пулемётные очереди. В одной из схваток им оставалось пройти всего два десятка шагов до «макленки» – стоило её захватить, и участь Строда была бы решена. Но патроны у пепеляевцев подошли к концу раньше, чем удалось сломить сопротивление красных. Впрочем, это не помешало белым угрожать осаждённым обстрелом из якобы захваченной пушки, которая должна вот-вот подойти.



Канадские артиллеристы у лёгкой пушки Маклена. Север России, 1919 год. Library and Archives Canada

В ответ красноармейцы решили сложить запасные гранаты и патроны в погреб, сверху насыпать три пуда охотничьего пороха и при первых пушечных выстрелах поднять белый флаг. Как только пепеляевцы подошли бы поближе, два«выбранных нами решительных товарища» должны были поджечь закладку. Когда в очередной раз раздался крик: «Ну что? Сдаётесь? К вечеру придёт орудие!» – осаждённые подняли над крышей юрты старое красное знамя отряда. Начальник обороны Жолнин сел, привалившись к стене, и начал играть на гармошке «Интернационал». Это может показаться более поздней советской пропагандой, но пепеляевцы также подтверждают этот факт. Даже бойцы белогвардейского отряда были впечатлены: «Молодец Строд, хочет умереть под своим знаменем». Тем временем Строд писал Пепеляеву письмо:

«Не приходится говорить о Москве, Иркутске, даже Якутске, если вы всеми своими силами не можете взять небольшой отряд».

2 марта почти весь гарнизон Якутска (600 бойцов под командованием Байкалова с двумя пушками и восемью пулемётами) подошёл к Амге, где находились тылы пепеляевцев. Выстрелы из орудий не дали эффекта, и слободу пришлось штурмовать в лоб, идя по глубокому снегу. Красноармейцы сбросили дохи и шинели, и пепеляевцы приняли одежду на снегу за массу убитых. Красные залегали, но потом поднимались и вновь шли вперёд. Белые упорно сопротивлялись, но Амга всё же пала.


Ефим Иванович Курашов

Утром 3 марта к осаждённым в Сасыл-Сысыы пришли два перебежчика, которые рассказали, что всё кончено – Амга взята красными, а Пепеляев отступает к побережью. Разведчики подтвердили, что окопы белых и вправду пусты. С одним из перебежчиков Строд отправил в Амгу письмо «первому красному командиру» с просьбой прислать лекарства, табак, хлеб и «по случаю радости и счастья хоть немного спирта!» Письмо получил Мизин (помощник Байкалова из ГПУ), находившийся на полпути между Амгой и Сасыл-Сысыы. Рассудив, что теперь гарнизону Сасыл-Сысыы ничто не угрожает, он повернул обратно к Байкалову. Поэтому первым в Сасыл-Сысыы пришёл отряд Курашова, который и получил славу спасителя осаждённых. Из 282 красноармейцев, находившихся под началом Строда, за три недели осады погибло 63, а 96 раненых отправили на санях в Амгу.

И. Я. Строд и Е. И. Курашов

Таёжный финал

Теперь у Пепеляева оставалось около 300 бойцов (не считая якутов) с 10–20 патронами на винтовку. Поголовного недовольства местного населения советской властью больше не наблюдалось, якуты шли в отряд неохотно, поэтому Пепеляев дал возможность желающим «уходить куда угодно». Оставшиеся бойцы, обмотав ноги шкурами, побрели по глубокому снегу к Аянской бухте. Редкий случай для столь тяжёлого зимнего похода белогвардейского отряда – пройдя за месяц почти 600 верст, белые потеряли всего двух человек. Вместе с ранеными и тыловиками под началом Пепеляева собралось около 400 человек. Но с первыми же кораблями к Охотскому побережью приплыл… красный десант. Сначала он высадился в Охотске, а затем незаметно подкрался к Аяну с противоположной от моря стороны. Пепеляевцы были застигнуты врасплох. Часть из них пыталась отбиваться, хотя красные не сделали ни одного выстрела, «чтобы не вызвать злобу к нам» и избежать ожесточённого боя. В столкновении был ранен один красноармеец. Командир десанта С. С. Вострецов предложил Пепеляеву дать приказ сложить оружие. Тот согласился, решив, что «преступно вести бой бесцельно, лишь для сохранения собственной жизни».

Финальный акт этой драмы происходил в зале суда. Давая показания, Строд закончил их словами: «Пепеляев издал приказ не трогать пленных. Я считаю его гуманным человеком». В свою очередь, Пепеляев заявил:

«Мы, все подсудимые, знаем о необычайной доблести отряда гражданина Строда и выражаем ему искреннее восхищение… Прошу это моё заявление не посчитать попыткой облегчить нашу участь».

Пепеляев и ещё несколько человек получили расстрельный приговор, который позже был заменён десятью годами тюрьмы. После истечения срока Пепеляеву по ходатайству коллегии ОГПУ добавили ещё три года, а затем дали тысячу рублей и выпустили в выбранный им Воронеж. В августе 1937 года Пепеляев был арестован вторично, приговорён к высшей мере наказания и в январе следующего года расстрелян. Строда, арестованного за «участие в антисоветской террористической организации», расстреляли 17 августа 1937 года, за два дня до ареста Пепеляева.

Почему же белые потерпели поражение в Якутии? Поход Пепеляева даёт ответ на этот вопрос. Последнюю попытку свержения советской власти возглавил опытнейший и храбрейший офицер, хороший организатор, но при этом сущий младенец в политике, давший втянуть себя в авантюру. «Кадровые решения» Пепеляева также оставляли желать лучшего – например, финансами отряда заведовал… наркоман-морфинист Куликовский. Результаты мобилизации возможных сторонников были смехотворны, стратегия дальнейших действий – туманна. Да, в ряде случаев красных удалось побить, и сильно – но сломить их до конца так и не получилось.

Как только у большевиков появлялся талантливый командир, белых начинал «преследовать какой-то злой рок». Даже в идеальных условиях военные операции часто срываются, но у красных, в отличие от их противников, не раз получалось побеждать даже в безнадёжных ситуациях.

С такими предпосылками закономерен итог пепеляевского похода и Белого движения в целом.
.

Сообщение было отредактировано E.P. Iphan: 22.10.2016, 21:24

[E.P. Iphan]

1. История - это не наука.
Там практически нет научного подхода, нет научного знания, практически нет научной дискуссии, нет научного познания явлений. В истории либо полностью, либо по превалирующей массе случаев невозможно применение верификации и фальсификации - критериев научного познания. Наконец, в истории либо невозможен, либо практически маловыполним экспериментальный способ, что также выводит Историю из рамок строгой науки.

Тогда что же такое История?

2. История - это ответвление Литературы (это видно, если даже смотреть хронологически). Да, специфическое, такое же, как журналистика, а затем пропаганда, PR, GR, маркетинг и так далее (я называю по степени условной удаленности от основного Древа). Первые исторические трактаты, хроники и т.п. вещи создавались как Литературные Произведения, в первую очередь. И в последующих литературо-центричность также видна невооруженным взглядом. Это ни есть ни плохо, ни хорошо, это констатация факта. Место Истории - где-то за журналистикой и публицистикой и ближе к PR и пропаганде, если отходить от чисто (условно чистой, надеюсь это понятно) Литературы.

Поэтому Исторический факт в большинстве случаев (не всегда, но в 60-75% случаях, причем чем глубже в пучину времени, тем процентаж выше, а потому некоторые "эпохи" оказываются полностью - на 95-100% - забиты литературными персонажами и событиями) это Литературный факт.

Этот подход убирает напрочь детскую дискуссию о ревизионизме, конспирологии и т.п. бреднях слабоумных идиотов, подвергшихся косплею корпораций и государств. Форма литературы, если так угодно. С сильным содержанием пропаганды. Поэтому блестящий историк это не тот, кто тупо вызубрил кучу "фактов" (битва при Лас-Навас-де-Толоса, битва при Азинкуре, битва при Куртре, битва при...), а тот кто понимает литературность самой Истории. Хороший историк - это, прежде всего, литератор.

3. Главная проблема Истории (если она вообще проблема, ибо это не баг, а фича), однако, не в этом. Ну, литература, и что такого? У нас на Земле, если взять всерьез и посмотреть, нет ни одной сферы научного знания, которая является вообще сколько-нибудь развитой, хаха.

Главная проблема (фича) Истории в том, что у нашей цивилизации короткая информационная база. Короткий информационный бэкграунд, если угодно. Что, кстати, также редуцирует само понятие достоверности информации. Карл Ясперс отчасти называл это "осевым временем", разумеется, исходя из своего литературного подхода. Литератор Галковский называет это "оптическим диапазоном", ниже которого уровень достоверности и адекватности информации сводится быстро к нулю. Это 1400-1500-е годы в Европы и со смещением на 100-150 лет - нынешняя Россия. Почему так получилось, сложно сказать. Возможно, что блестящая "античность" столкнулась с какой-то катастрофой, а информационная база попала в своего рода бутылочное горлышко.

Может быть, этим и объясняется "очаговость" самых старых информационных слоев, доступных нам.

Краткий пример. От истории Московии XVI века дошло крайне мало документов такого рода как писцовые (разрядные, приказные как форма) книги. Отчасти это потому, что административная система только формировалась (например, писцовые книги для монастырей были обязаны лишь по решению Стоглава, а это аккурат середина XVI века, но и этих книг, дошедших до нас, можно пересчитать по пальцам!). Считается, что в Московии первая перепись была проделана в 30-40-е годы XVI века, вторая - в 70-80-х годах XVI века. Насколько я знаю, первоисточники до нас не дошли, а в Российском Государственном архиве древних актов (РГАДА) хранятся копии XVIII века. В оборот введены они были еще позже. Например, новгородские писцовые книги молодая "историческая литература" России заметила лишь в середине XIX века (первое обозрение вышло в 1841 году только).

Население Новгорода оценивалось в диапазоне от 20-25 тысяч человек до 50 тысяч. При этом город - если верить писцовым книгам - был сосредоточием чудовищного количества ремесленников - до 80% населения города занималось ремеслом (4,5 тысячи дворов из 5,5 тысяч на середину XVI века). Сколько было "уничтожено" людей в Новгороде при погроме 1570 года? Цифры гуляют от 1500 человек до 60 тысяч. Берите любую, какая понравится. То есть, это все "очаговая" и неконкретная информация, и само понятие "двор" в писцовых книгах носило фискальный характер тогда, а не демографический. Так же, как и податная площадь пашни, называвшаяся обжой.

Но вот глубже XVI века, от которого нам досталась мерцающая, условно достоверная (через переписывание в XVIII веке) и весьма эпиздоическая и неполная информация, нет вообще ничего. Только литературные произведения более позднего времени (летописи), описывающие, как считается, то, "шо було". И от обилия их литературных персонажей можно быстро устать.

Но если прямых сведений мало, то можно ли использовать косвенный анализ? Есть явные "расклейки" даже там, где уже появляются пятна света. Например, официальная российская история гласит, что славянские дегенераты 300 с лишним лет чеканили уебищные "копейки-чешуйки" и были этому рады. Со времен Дмитрия Донского и до Петра I включительно - с 70-х годов XIV века и вплоть до первой "декады" XVIII века! Причем эта система была явно "карго", плюс очень неудобной, нефункциональной и нетехнологичной. Подобные техники чеканки монет использовались на колониальной периферии Европы, но не по 300 лет, а от силы несколько десятков лет, максимум сотню - Скандивания, Польша и Литва, Московия, испанские колонии в Америке и так далее.

Другая "склейка" - это запихивание вглубь т.н. "темных веков" Раннего Средневековья странных, часто прекрасно сделанных методом литья, монет. Это так называемые сребренники и златники Владимира I, Ярослава Мудрого и Святополка, после чего их производство почему-то пропадает и наступает безмонетный период (после середины XI века). Аналогичная ситуация была в Польше, Скандинавии, Ирландии, Англии (только в VII-VIII веках) и т.п. периферии Европы. Видимо, это такой стандарт, как и бесконечные рыцари, короли, турниры и т.п. реслинг.

Но это все частности. Важно то, что мы живем в мире, где хранение, накопление и передача информации имеют свою Историю и история эта увы, относительно короткая, если измерять ее хронологически непрерывно. А хронология есть дополнительное измерение все той же информации (ее качественная характеристика, скажем так).

Что касается хранения информации, то это отчасти проясняется при изучении вопроса, когда в той же Европе появились первые библиотеки, первые описи этих библиотек и каталоги (sic!), какие из документов хранения и каталогов дошли до нас в виде первоисточников, а какие в виде более поздних переписей... Далее встает вопрос накопления информации - на каких носителях создавали, как их хранили, как сберегали и так далее.

Поймите, сказки про то, что в каком-то сыром монастырском подвале вдруг нашли "библиотеку Ивана Грозного", где она тихо-мирно гнила лет так 100, это в чистом виде мультфильм. Потому что уже сейчас любой искусствовед расскажет, как влияют на пергамент, на бумагу, на чернила (из чего они были?), на дерево тот или иной уровень влажности, освещенности и т.п., это не говоря уже о плесени и грибках. Уже сейчас известно, что происходит с деревом, пергаментом или бумагой, если уровень влажности в месте хранения повышается на 10-20%.

Но с этим все понятно. А так История - это интересная штука, понимать ее надо. Потому что каждый "ревизионист" должен знать ее за себя и за "того парня" с промытыми мозгами, токующего как глухарь про "татаро-монгольское нашествие" и "Киевскую Засрусь". От которой до нас не дошло ни архивов, ни документов, ни даже монет толком (не считая явно антикварные сребренники и златники).

[E.P. Iphan]

интервью с очевидцем революции 1917-го
Царя нам больше не надо".

Старое интервью с очевидцем революции 1917-го (мужик жив до сих пор, ему 104 года, дай Бог здоровья) - бароном Эдуардом Фальц-Фейном, по матери Епанчиным. Для общей справки - это тот человек, что пытался найти Янтарную комнату - своей целью он сделал возврат в Россию потерянных во время войны предметов искусства. Тогда мы с ним говорили о подробностях революции и эмиграции.
- Эдуард Александрович, как вы думаете: почему белая эмиграция рассеялась, как дым? Ведь после революции из России бежало 5 миллионов человек. В 30-х гг. XX века в Париже и Берлине были целые кварталы, где жили только русские.
- Я вспоминаю то время, и мне тоже грустно. Идёшь по улице в Ницце, все приподнимают шляпы, кругом только и слышно: «сударь», «извольте», «покорнейше благодарю». Но это для нас Россия - сказка из далёкого сна, а наши потомки ею не интересуются. Они родились за границей - и всё, русская душа погибла, она не живёт в чужой клетке. Моя дочь Людмила не знает по-русски ни слова: «Зачем, папа? Я всё равно туда никогда не поеду». Я в детстве рассказывал ей о России, наивно думал - кровь-то русскую не обманешь. Тяжело на сердце. Поговорить стало не с кем из эмигрантов - все померли. Один друг у меня остался, князь Трубецкой в Париже, но и тот уже, бедненький, ничего не соображает, каждое слово переспрашивает: «Что? Как? Повтори!»
- В Америке живут итальянцы, чьи предки приехали в Новый Свет в середине XIX века: они из поколения в поколение учат язык и даже женятся на своих. Про китайцев вообще не говорю. У русских же почему-то не сложилось.
- Вы думаете, мне это нравится? Целый народ эмигрировал - и исчез без следа. Но в Европе трудно жить обособленно, вот и размылись понемножку. Никто не собирался устраиваться надолго, все мечтали: скоро большевиков прогонят, поедем домой. То, что эмигранты годами не распаковывали чемоданы, - это чистая правда. Моя мама в Ницце тоже не стала открывать саквояж с лучшими платьями: «Зачем потом возиться, запихивать их заново?» Каждый день ложились спать с мыслью: ну всё, завтра-то уж точно Ленина свергнут, соберёмся - и на поезд до Петрограда. Разочарование пришло через несколько лет, и оно было жестоким: большинству суждено умереть здесь.

- Что вам больше всего запомнилось из революции?
- Удивительно, но за неделю до мятежа в Петрограде никто из дворян не пронюхал, что такое произойдёт. Разговоров на эту тему не было вообще. Мой дедушка по матери, генерал Николай Епанчин, был директором Пажеского корпуса, входил в свиту императора. Он пригласил нас в столицу погостить. Только приезжаем, через день - беспорядки, митинги, стрельба! Дедушка счёл, что на квартире будет опасно, переселил нас в отель «Медведь». Ночью ворвались вооружённые люди - они обыскивали гостиницы, искали «врагов революции». Мама отказалась открывать - те сломали дверь. Угрожая штыками, солдаты закричали: «Почему темно? Зажгите свет!» Мать крикнула в ответ: «У моих детей корь! Не входите, а то заразитесь!» Они тут же ушли.
Проведя бессонную ночь, мы бежали в Финляндию: в чём были, без денег и ценностей. Переехали в Германию и застряли там - ещё шла война. Берлин был переполнен русскими: удивительно, но немцы, наши враги, обращались с нами с сочувствием.
- На стене - картина, изображающая руины вашей усадьбы. Её сожгли?
- Дотла. Мне непонятна российская страсть к всеобщему разрушению. Однако какой хороший был дом! Почему революционеры не забрали его себе и не устроили там, скажем, детский сад? Сжигать - кому польза? Другом нашей семьи был Айвазовский, и в огне погибло десять его картин. Такова была ненависть людей - потому что мы имели всё, а они - ничего. Я вам скажу честно: на дворянах тоже лежит большая вина за революцию.
- Да, такое в последнее время редко приходится слышать.
- Но это правда. Вспоминается: еду я в красивой коляске на коленях у маменьки, такой весёлый нарядный барчук. А люди, работающие в полях, смотрят на нас тяжёлым взглядом. Меня воспитывали четыре девушки-гувернантки: англичанка, француженка, немка и русская. Несправедливо. Почему одна семья может позволить ребёнку четырёх нянь, а в деревнях крестьяне с голоду солому едят? Такое социальное расслоение в итоге и вышло нам боком. Большевиков, разумеется, невозможно оправдать за их жестокость. Но, увы, для революции были весьма объективные причины.
- Почему же дворяне не пытались улучшить жизнь народа?
- Ваш вопрос очень правильный. Уже в эмиграции я спросил дедушку: как же так? Ты был директором Пажеского корпуса, имел невероятные связи при дворе императора. Неужели ты не чувствовал - требуется что-то сделать, иначе такая политика погубит Россию? Дед вздохнул: «Я не знал, что люди так бедно живут. Я вращался в другом мире - балы, выпуски офицеров, званые обеды во дворце». И того, что назревает взрыв, никто не ощутил.
- Как вам жилось в эмиграции?
- Трудно. Но нам ещё повезло - в 1905 году, во время первой революции, папа сказал себе: «Эге! А ведь это может и повториться!» И купил домик в Ницце - на всякий случай. Правильно сделал, получается. Знаете, раньше Ницца была очень популярна среди русских, считалось шиком эдак небрежно упомянуть: «Я только что с Лазурного Берега… И что в нём находят?»
- Забавно порой повторяется история…
- И не говорите. Тогда купцы на набережной покупали открытку, доставая не гривенник, а сразу «подкову» пятисотрублёвок: сейчас так делают новые русские. 90 процентов шофёров такси в Ницце были из России. Улиц они не знали, ездили наугад, но всегда привозили по адресу! Брались за любую работу, «голубую кровь» никто не чтил: даже графы и князья вагоны разгружали. Дедушку страшно раздражало, что Россия стала называться «СССР». Он говорил: «Неужели, если бы коммунисты победили во Франции, то она поменяла бы своё имя? Нет, только у нас могут быть такие дураки». Но в 1980 году, впервые после революции побывав в России, я убедился: русские люди при любой власти остаются русскими. Они не изменились за время моего бегства. Легко забывают зло, гостеприимны и простодушны.
- Ваше мнение: есть ли у России возможность снова стать монархией?
- Исключено. Да, лично я обожаю императорскую семью. Но проблема в том, что в царском режиме не было справедливости. И раз не вышло у России иметь царя - то, по-моему, второй раз испытывать судьбу уже не надо.
(с) Zотов

[E.P. Iphan]

«Дворянские манеры»

...Крепостное право доживало тогда последние годы. Все это было еще так недавно, точно вчера, а между тем немногие в России ясно сознают, чем было крепостное право. Большинство, конечно, знает, что тогдашние условия были плохи; но как сказывались эти условия физически и нравственно на живых существах, едва ли многие понимают. Просто поразительно видеть, как быстро было забыто учреждение и общественные условия, порожденные им, едва только учреждение перестало существовать. Так быстро меняются обстоятельства и люди! Постараюсь поэтому рассказать, как жили при крепостном праве. Буду передавать не то, что слышал, а то, что сам виделСвернуть


...Один помещик раз спросил другого:

– Почему это в нашем имении число душ так медленно прибывает? Вы, по всей вероятности, мало следите за тем, чтобы люди женились?

Через несколько дней после этого генерал возвратился в свою деревню. Он велел принести себе список всех крестьян, отметил имена всех парней, достигших восемнадцати лет, и девушек, которым исполнилось шестнадцать, то есть всех тех, которых по закону можно венчать. Затем генерал отдал приказ: «Ивану жениться на Анне, Павлу на Парашке, Федору на Прасковье» и т. д. Так он наметил пять пар. «Пять свадеб, – гласил приказ, должны состояться в воскресенье, через десять дней».

Вой поднялся по всей деревне. В каждой избе вопили женщины, молодые и старые. Анна надеялась выйти за Григория. Павловы старики уже сговорились с Федотовыми насчет их дочери, которая скоро входила в возраст. На придачу время было пахать, а не свадьбы играть! Да и как можно приготовиться к свадьбе в десять дней Десятки крестьян приходили, чтобы повидать барина. Группы баб с кусками тонкого полотна в руках дожидались у черного входа барыни, чтобы заручиться ее заступничеством. Но все было напрасно. Помещик заявил, что свадьбы должны быть через десять дней; так оно и быть должно.

В назначенный день свадебные процессии, скорее напоминавшие похороны, направились в церковь. Женщины вопили и причитывали, как по покойникам. Одного из лакеев командировали в церковь, чтобы доложить, когда обряд свершится. Скоро, однако, лакеи прибежал, бледный и расстроенный, с шапкой в руках.

– Парашка упрямится, доложил он – Она не хочет выходить за Павла. Когда батюшка спросил: «Согласна ты?», она громко крикнула: «Нет, не согласна!»

Помещик рассвирепел.

– Ступай и скажи ему, долгогривому, что, если он не обвенчает Парашку, я донесу на него архиерею, он – пьяница. Как смеет он, мерзавец, не слушаться меня. Скажи, что я его сгною в монастыре. Парашкиных же родителей сошлю в степную деревню.

Лакей передал приказ. Парашку обступили поп и родные. Мать на коленях молила дочь не губить всех. Девушка твердила «не хочу», но все более и более слабым голосом, потом шепотом, наконец совсем замолчала. Ей возложили венец… Она не сопротивлялась. Лакей помчался в барский дом с докладом: «Повенчали».

Полчаса спустя у ворот помещичьего дома забряцали бубенчиками свадебных поездов. Пять пар слезли с телег, перешли двор и вошли в переднюю. Помещик принял их и велел поднести по рюмке водки. Родители, стоявшие позади плакавших дочерей, велели им кланяться в ноги барину.

Свадьбы по приказу составляли такое обычное явление, что среди наших дворовых не любившие друг друга, но предвидевшие, что их велят обвенчать, обыкновенно кумились. По закону венчание становилось невозможным. Хитрость обыкновенно удавалась, но раз такая хитрость в нашем доме закончилась трагедией. Портной Андрей полюбил девушку, принадлежащую соседнему помещику. Он надеялся, что отец отпустит его на оброк и что, работая усердно, он сможет скопить денег на вольную для девушки. Иначе, выйдя замуж за отцовского крепостного, она тоже стала бы крепостной отца. А так как Андрей предвидел, что ему могут приказать обвенчаться с одной из наших горничных, он решил заранее покумиться с ней. Случилось именно то, чего они опасались. Раз их позвали в кабинет к отцу и отдали приказ повенчаться.

– Мы всегда рады выполнить вашу волю, ответили они, да несколько недель тому назад мы вместе крестили.

Андрей также сообщил о своем намерении… Кончилось тем, что его сдали в солдаты.

При Николае I не было всеобщей воинской повинности, как теперь. Дворяне и купцы не были обязаны служить. Когда объявляли новый набор, помещики должны были доставить известное число рекрут. Обыкновенно в каждой деревне крестьяне сами вырабатывали черед; но дворовые зависели всецело от произвола помещика. Если барин был недоволен дворовым, он отправлял его в воинское присутствие и получал рекрутскую квитанцию, которая представляла значительную денежную стоимость, так как ее можно было продать одному из тех, кому предстояло идти в солдаты.

Солдатская служба в то время была ужасна, она продолжалась двадцать пять лет. Стать солдатом значило навсегда оторваться от родной деревни и от родных и находиться в полной власти у такого командира, как, например, Тимофеев, о котором я уже говорил. Побои, розги, палки сыпались каждый день. Жестокость при этом превосходила все, что можно себе представить. Даже в кадетских корпусах, в которых воспитывались дети дворян, присуждалась иногда тысяча розог – в присутствии всего корпуса – за папиросу. Доктор стоял возле истязаемого мальчика и останавливал наказание только тогда, когда пульс почти переставал биться. Окровавленную жертву в обмороке уносили в госпиталь. Великий князь Михаил, начальник военных училищ, быстро удалил бы директора, у которого не было хоть одного или двух подобных случаев в течение года. «Дисциплины нет!» – сказал бы он.

С простыми солдатами поступали, конечно, еще хуже. Если кто попадал под военный суд, приговор был почти всегда – прогнать сквозь строй. Тогда выстраивали в два ряда тысячу солдат, вооруженных палками толщиной в мизинец (они сохранили свое немецкое название шпицрутены) Осужденного проволакивали сквозь строй три, четыре, пять и семь раз, причем каждый солдат опускал каждый раз по удару. Унтер-офицеры следили за тем, чтобы солдаты били изо всех сил. После одной или двух тысяч палок харкающую кровью жертву уносили в госпиталь, где ее лечили только для того, чтобы наказание могло быть доведено до конца, как только солдат немного оправится. Если он умирал под палками, окончание приговора производилось над трупом, привязанным к тачке. Николай I и брат его Михаил были безжалостны. Никакое смягчение наказания не было даже возможно.

«Я тебя прогоню сквозь строй. Я тебе шкуру спущу под палками!» – такова была обычная угроза в то время.

Мрачный ужас охватывал весь наш дом, когда становилось известно, что кого-нибудь из прислуги отправляют в военное присутствие. Его заковывали и сажали в контору под караулом, чтобы помешать ему наложить на себя руки. Затем к дверям конторы подъезжала телега, и сдаваемого выводили в сопровождении двух караульных. Все дворовые окружали его. Он кланялся всем низко и просил каждого простить ему вольные и невольные прегрешения. Если родители сдаваемого жили в деревне, они приходили также, чтобы проводить. Тогда он клал родителям низкий поклон, причем мать и родственницы начинали причитывать, как по покойнику: «На кого ты нас покинул? Кто порадеет о нас на чужой сторонке? Кто нас, сиротушек, от людей злых да укроет?..»

Таким образом, Андрею предстояло двадцать пять лет тянуть солдатскую лямку. Все его мечты о счастье рухнули сразу.

Свадьба одной из горничных, Пелагеи, или Поли, как ее звали, была еще более трагична. В детстве ее сдали в магазин, где она в совершенстве изучила тонкое вышивание. В Никольском ее пяльцы стояли в комнате сестры Лены. Она обыкновенно принимала участие в разговорах между Леной и жившей в той же комнате сестрой мачехи. Как по разговору, так и по манерам Поля скорее была похожа на барышню, чем на горничную.

С ней случилось несчастье она убедилась, что должна скоро стать матерью. Тогда она рассказала все мачехе, которая разразилась упреками «Не хочу больше иметь в доме эту тварь! Не допущу подобного стыда в моем доме. Бесстыдница, дрянь!» и т. д. На слезы Лены не обратили внимания. Поле отрезали косы и сослали на скотный двор. Но так как она как раз в то время вышивала удивительную юбку, то работу приказано было кончать на скотном, в грязной избе, у крошечного оконца. Поля закончила работу и сделала еще много других тонких вышивок в надежде получить прощение. Но оно не приходило. Отец ребенка, дворовый нашего соседа, молил о разрешении жениться. Но так как у него не было денег, чтобы выкупить Полю, то разрешения не дали. «Дворянские манеры» Поли приняли как отягчающие вину обстоятельства, и ей приготовили горькую долю. Среди наших дворовых был один, который за малый рост ездил форейтором. Звали его Филька Косолапый. В детстве его жестоко зашибла лошадь, и он не рос больше, ноги у него были колесом, ступни выворочены вовнутрь, нос сломан и согнут в сторону, а челюсть обезображена. За этого-то урода решили отдать Полю и отдали. Выдали ее силой. Новобрачных послали на крестьянскую работу в рязанскую деревню.

Человеческие чувства не признавались, даже не подозревались в крепостных. Когда Тургенев писал «Му-му», а Григорович свои романы, в которых заставлял публику плакать над несчастьем крепостных, для многих читателей то было настоящим откровением. «Возможно ли это? Неужели крепостные любят совсем как мы?» – восклицали сентиментальные дамы, которые при чтении французских романов горько оплакивали злосчастия благородных героев и героинь.

Образование, которое давали иногда помещики своим крепостным, являлось для них новым источником несчастий. Отец мой раз выбрал в крестьянской избе одного способного мальчика и отдал его в фельдшерскую школу. Мальчик был прилежный и через несколько лет сделал значительные успехи. Когда он вернулся из ученья, отец купил все необходимое для хорошей аптеки, и ее устроили очень удобно в одном из флигелей в Никольском. Летом Саша-доктор, как звали в доме молодого человека, усердно собирал и сушил различные целебные травы. В короткое время он стал очень любим в Никольском и во всей округе: больные крестьяне приходили из соседних деревень, и отец очень гордился успехом своей аптеки. Но это продолжалось недолго. Раз зимой отец приехал в Никольское, прожил здесь несколько дней и уехал. В ту же ночь Саша-доктор застрелился – нечаянно, как говорили. Но причиной была любовная история. Он любил девушку, на которой не мог жениться, так как она была крепостной другого помещика.

Судьба другого молодого человека, Герасима Круглова, которого отец отдал в московское земледельческое училище, была почти так же печальна. Он блестяще окончил – с золотой медалью. Директор училища употребил все усилия, чтобы убедить отца дать Круглову вольную и открыть ему доступ в университет, куда крепостных не принимали.

– Круглов, наверное, будет замечательным человеком, – говорил директор, – быть может, гордостью России. Вам будет принадлежать честь, что вы оценили его способности и дали такого человека русской науке.

– Он мне надобен в моей деревне, – отвечал отец на настойчивые ходатайства за молодого человека. В действительности при первобытном способе ведения хозяйства, от которого отец ни за что не отступил бы, Герасим Круглов был совершенно бесполезен. Он снял план имения, а затем ему приказали сидеть в лакейской и стоять с тарелкой в руках за обедом. Конечно, на Герасима это должно было сильно подействовать. Он мечтал об университете, об ученой деятельности. Его взгляд выражал страдание; мачеха же находила особое удовольствие оскорбить Герасима при всяком удобном случае. Раз осенью порыв ветра открыл ворота. Она крикнула проходившему Круглову: «Гараська, ступай, запри ворота!»

То была последняя капля. Герасим резко ответил: «На то у вас есть дворник» – и пошел своей дорогой.

Мачеха вбежала с плачем в кабинет к отцу и принялась ему выговаривать: «Ваши люди оскорбляют меня в вашем доме!..»

Герасима немедленно заковали и посадили под караул, чтобы сдать в солдаты. Прощание с ним стариков родителей было одною из самых тяжелых сцен, которые я когда-либо видел…

На этот раз судьба, однако, отомстила. Николай I умер, и военная служба стала менее тяжелой. Замечательные способности Герасима были скоро замечены, и через несколько лет он стал одним из главных письмоводителей и в сущности душой одного из департаментов военного министерства. Случилось так, что мой отец, человек абсолютно честный, никогда не бравший взяток – и это в такое время, когда взятками все наживали состояния, – нарушил, однако, правила службы и раз допустил неправильность, чтобы угодить своему корпусному командиру генералу Гартунгу: он записал в разряд «неспособных» одного из солдат, служившего у корпусного за управляющего. Отцу это едва не стоило генеральского чина, который должны были дать ему при выходе в отставку. Главная, единственная цель его тридцатипятилетней службы была в опасности. Мачеха помчалась в Петербург, чтобы уладить историю. После долгих хлопот ей сказали наконец, что единственно, что остается, – это обратиться к одному из письмоводителей такого-то Департамента. Хотя он лишь простой главный писарь, сказали ей, но в действительности он руководит всем и может сделать, что захочет. Зовут его Герасим Иванович Круглов.

– Представь себе, – рассказывала мне потом мачеха, – наш Гараська! Я всегда знала, что у него большие способности. Пошла я к нему и сказала о деле, а он мне в ответ: «Я ничего не имею против старого князя и сделаю все, что могу, для него».

Герасим сдержал слово: он сделал благоприятный доклад, и отца произвели. Наконец-то он мог надеть так давно желанные красные штаны, шинель на красной подкладке и каску с плюмажем.

Таковы были дела, которые я сам видел в детстве. Картина получилась бы гораздо более мрачная, если бы я стал передавать то, что слышал в те годы: рассказы про то, как мужчин и женщин отрывали от семьи, продавали, проигрывали в карты либо выменивали на пару борзых собак или же переселяли на окраину России, чтобы образовать новое село; рассказы про то, как отнимали детей у родителей и продавали жестоким или же развратным помещикам; про то, как ежедневно с неслыханной жестокостью пороли на конюшне; про девушку, утопившуюся, чтобы спастись от насилия; про старика, поседевшего на службе у барина и потом повесившегося у него под окнами; про крестьянские бунты, укрощаемые николаевскими генералами запарыванием до смерти десятого или же пятого и опустошением деревни. После военной экзекуции оставшиеся в живых крестьяне отправлялись побираться под окнами. Что же касается до той бедности, которую во время поездок я видел в некоторых деревнях, в особенности в удельных, принадлежавших членам императорской фамилии, то нет слов для описания всего...

[E.P. Iphan]

Погромы

В печально знаменитых еврейских погромах 1905 года на самом деле среди погибших и раненых было 40-50% евреев. Остальными жертвами черносотенцев оказались интеллигенты и социалисты нееврейского происхождения. По сути это были погромы интеллигенции и «демократов» (как называли их сами черносотенцы). Особую ненависть погромщиков вызывали гимназисты и студенты. Интересно, что среди черносотенцев было очень мало молодёжи, а их костяк (86%) составляли крестьяне, только поселившиеся в городах.

О том, как в черносотенных погромах пострадали неевреи, говорится в книге Сергея Степанцова «Чёрная сотня» (Яуза-Пресс, 2013).

«Бей демократа!»

«Некоторые церковные иерархи отказывались увещевать погромщиков. По свидетельству одного из прислужников томского архиепископа Макария, «во время пожара два священника пришли к владыке и умоляли его, стоя на коленях, выйти и уговорить черносотенцев и губернатора прекратить всё, но владыка не только им отказал в просьбе, но даже выгнал вон, обещая их лишить места». Отмечены были случаи, когда духовные лица не гнушались насилия, и били своих же русских. Так, часть костромских семинаристов пострадала от рук священнослужителей. Семинарист Покровский был избит толпой до полусмерти, «и когда он, спасаясь от преследований, забежал в часовню, то находившаяся там монахиня выгнала его, избив палкой. Семинариста Груздева бил попавшийся ему навстречу священник А.Поспелов».

Состав жертв погромов был многонациональным. В Уфе перед погромом распространялось воззвание несуществующего монархического общества с подробным перечнем виновников российских бед: «интеллигенция, земские предатели, жиды, поляки, гимназисты и студенты». Имеются данные о национальной» принадлежности 1082 человек из 1622 погибших во время октябрьских погромов 1905 года. Около 40% погибших не были евреями, а среди раненых доля неевреев составляла больше половины.

Объектами ненависти для толпы были участники революционных выступлений, интеллигенты и учащиеся, независимо от их вероисповедания и национальной принадлежности. Для черносотенцев все эти люди, имевшие самые различные политические взгляды, сливались в одну враждебную массу «демократов». Этот термин постоянно фигурирует в полицейских сводках и газетных корреспонденциях о погромах. В Нежине, по сообщению полиции, «народ всех русских демократов ловил по улицам, выводил из квартир, заставлял публично становиться на колени перед портретом, присягать, а в процессии идти и петь гимн». «А давайте сюды список усих демократив!» — говорили участвовавшие в нежинском погроме малограмотные люди, которым слово «демократы», на все лады произносимое на митингах, прочно запало в память. В Орше черносотенцы на вокзале обсуждали между собой: «Вот сейчас с этим поездом демократы едут, мы им дадим».


В разряд демократов попадали люди, имевшие связи с революционерами. Полицейские документы сообщали, что в селе Веркиевка Черниговской губернии «были разгромлены дома 23-х лиц, заподозренных во враждебном отношении к правительству, причём были нанесены побои учителю Гаврилею, считавшемуся главою местных социал-демократов. В жандармском донесении из Барнаула говорилось: «Толпы избивали представителей революционных партий и их сторонников. Разрушены дома Городского головы и ещё двух лиц».

Разумеется, городской голова не принадлежал к революционному подполью, но жандармы, а уж тем более погромщики, не делали различий между либералами и социалистами. Газета «Сибирская жизнь» сообщала, что в Барнауле одинаково пострадали и лавки богатых купцов, и дома рабочих-пимокатов, словом, всех «так или иначе причастных к общественной или политической жизни города».

Острую неприязнь у погромщиков вызывали интеллигенты, даже в тех случаях, когда они имели самые умеренные взгляды. Присяжный поверенный, врач, учитель, журналист, земский служащий — вот далеко не полный перечень профессий, вызывавших подозрение в противоправительственной деятельности. Человек интеллигентного вида, попавшийся навстречу патриотической манифестации, непременно подвергался издевательствам.

Из Архангельска сообщали: «Много раненых политиков, ранены мореходные техники и гимназисты. Толпа хотела убить Переверзева, но тот успел убежать с Ивановым, а на другой день они уехали в Петербург. Тартаковского, присяжного поверенного, поймали и заставили встать на колени перед портретом, поцеловать его, пропеть «Боже, Царя храни».

«Бей студентов и гимназистов!»

Упоминание о гимназистах не случайно. Учащаяся молодежь в первую очередь становилась объектами нападения для черносотенцев. На протяжении десятилетий российское студенчество немедленно отзывалось на малейшие перемены в общественной жизни. Студенческие волнения, как правило, предшествовали крупным революционным событиям, а высшие учебные заведения превращались в революционные клубы. В бурном 1905 году революционным брожением оказались охвачены учащиеся не только высших, но и средних учебных заведений. Неудивительно, что в глазах погромной толпы учащиеся выглядели зачинщиками крамолы.

В Москве стычки студентов и черносотенцев происходили регулярно, что отчасти объяснялось территориальной близостью Московского университета и Охотного ряда. В настоящей осаде оказались Харьковский и Новороссийский (г. Одесса) университеты. В Нежине нападению подвергся лицей. Местные жандармы телеграфировали, что черносотенцы явились в лицей, «потребовали там большой царский портрет, заставив таковой нести студентов, каковая процессия с пением гимна ходила по городу до 7 вечера». Профессора и студенты нежинского лицея бежали в Киев, но, прибыв на киевский вокзал, узнали, что в городе идёт жестокий погром. В Ярославле, по словам корреспондента «Ярославского вестника», после нападения на Демидовский лицей «появление семинаристов, гимназистов и в особенности студентов стало опасным, почему учащейся молодежи в форменной одежде почти совсем на улицах не встречается».

В Костроме гимназисты старших классов устроили митинг учащихся. Как утверждали участники митинга, вдруг «появилась шайка мясников, лабазников и других тёмных личностей и с криком «Ура!» бросилась на нас. Ломовики, извозчики распрягали лошадей, оставляли их у телег и оглоблями и дугами били учащихся». Оправдывая свои действия, погромщики заявляли, что на митинге прозвучали оскорбительные призывы. Однако, согласно докладу министра юстиции, «предварительным следствием было установлено, что со стороны учащихся никаких возгласов или криков или иных действий, оскорбляющих чьи-либо патриотические чувства, допущено не было».

На примере костромских событий видно, насколько опрометчиво называть все октябрьские погромы еврейскими, так как избиению подверглись семинаристы костромской православной семинарии, где в принципе не могло быть учащихся иудейского вероисповедания. Один семинарист был убит, трое — тяжело ранены.

«Бей социалистов!»

В глазах черносотенцев революционер был тождествен еврею. Однако два самых видных революционера — Ф.Афанасьев и Н.Бауман, погибшие во время погромов в октябре 1905 года, не являлись евреями. Фёдор Афанасьев (подпольная кличка Отец) был уже немолодым человеком. Он родился в крестьянской семье в деревне Язвищи Петербургской губернии. С детских лет он трудился ткачом на Кренгольмской мануфактуре, потом по чужому паспорту скитался по России, повидал множество городов и сменил много занятий, работал грузчиком в Одесском порту, был выслан по этапу на родину, где познакомился с социалистами и организовал кружок ткачей. Его несколько раз арестовывали, он перешел на нелегальное положение и стал секретарём северного комитета РСДРП.

В мае 1905 года бастующие создали совет уполномоченных, который стал первым советом рабочих депутатов и прообразом будущей советской власти. На «Красной Талке» регулярно собирались революционные сходки. 22 октября, когда на реке Талке началась очередная революционная сходка, на противоположном берегу показался казачий отряд. Фёдор Афанасьев и Павел Павлович отправились через мост на переговоры с казаками.

Один из участников сходки писал: «В это время от станции с пьяными криками бежит толпа черносотенцев: «Дай нам евреев!» Громилы входят в круг казаков и зверски избивают Павловича и Афанасьева. Насытившись кровью беззащитных людей, казаки отъехали на несколько сажень. Павел Павлович поднял голову и встал. Бежит, шатаясь из стороны в сторону, по направлению к нам. Мы его встретили. Товарищ Афанасьев, когда побежал Павел Павлович, поднял голову, но встать не мог. Это движение заметили черносотенцы, подбежали и добили его».

Кто руководил погромщиками

В дореволюционной прессе появились сведения, что погромы были делом рук черносотенных организаций, среди которых называлось русское собрание и общество хоругвеносцев. Обвинения были выдвинуты в записке горнопромышленника Ф.Львова, составленной для С.Витте. Не дождавшись ответа от тогдашнего главы правительства, Львов передал свои разоблачения петербургской газете «Наша жизнь».

В записке говорилось, что «адский план огнём и мечом утвердить на Руси самодержавие» был составлен «генералом от Исаакиевского собора» Е.Богдановичем при содействии членов Русского Собрания, причем прямыми пособниками являлись 103 представителя бюрократической верхушки. В записке утверждалось, что Е.Богданович полтора года разъезжал по всем главным городам страны. Он создал из членов общества хоругвеносцев боевую дружину, делегаты которой («сотейники») в начале октября съехались в Петербург, чтобы получить инструкции. «Сотейников» задержала в столице всеобщая забастовка. Хоругвеносцам помог случай. 14 октября забастовщики выпустили санитарный поезд, на который охранное отделение тайком посадило «сотейников». Хоругвеносцы прибыли в Москву, откуда и начались погромы.

Социальный портрет черносотенцев

В фонде министерства юстиции сохранились сведения об осуждённых за насильственные действия и грабежи во время погромов. Разумеется, это неполные сведения. К тому же они касаются только тех осужденных, кто обратился за помилованием. И всё-таки даже на основании этих данных можно составить представление о погромной толпе в целом.

Удалось выявить 1860 лиц, причастных к бесчинствам в октябре 1905 года. Подавляющее большинство — мужчины, женщин всего 12. Самому старшему из погромщиков исполнилось 75 лет. Ни преклонные лета, ни телесная немощь не препятствовали участвовать в погромах. Так, 66-летний житель Орши И.Битюков поднялся чуть ли не со смертного одра и приковылял к месту побоища. Не имея сил убивать, он наслаждался тем, что ковырял костылем в мозгах убитых.

Погромы не были делом рук легко возбудимой и податливой на посторонние влияния молодёжи. Только десятая часть погромщиков не достигла совершеннолетия (21 год), тогда как 63% осуждённых за погромы были в возрасте 21-40 лет.

251 (13,5%) человек, осуждённых за погромы, принадлежали к сословию мещан, а свыше 1660 человек (86%) были крестьянами. Следует сделать оговорку, что к началу XX века сословная принадлежность далеко не всегда соответствовала социальному положению и роду занятий. Многие жители городов, занимавшиеся ремеслом, промыслами и розничной торговлей, по паспорту являлись крестьянами. Например, к ответственности за участие в ярославском погроме привлекли 4 мещан и 9 крестьян. Между тем все они жили в городе. Крестьяне, переселившиеся в город или приехавшие на сезонную работу, были теми самыми ломовыми извозчиками, мясниками, лабазниками, дворниками, лотошниками, половыми и даже «полотёрами», которые собирались толпами для расправы с крамольниками».

Участие в погромах этих вчерашних крестьян во многом дало основание социал-демократам (как большевикам, так и меньшевикам) говорить о тёмной, хтонической, антимодернистской природе русского крестьянина.

+++

Сообщение было отредактировано E.P. Iphan: 12.04.2017, 15:46

[E.P. Iphan]

Миф о Тибете



Тибет окружен аурой мистицизма, философии, созерцания мира и монахов в балахонах.

Для многих из них буддизм представляет собой даже не теологию, а медитативное и познавательное учение, призванное создавать и укреплять внутреннюю гармонию и наставлять на путь истины. В общем случае, духовное сосредоточение устремляется не только на себя, но и на благополучие других. Каждый пытается преодолеть эгоистические импульсы и добиться более глубокого понимания своей связи с миром людей и вещей. «Социально вовлеченный буддизм» старается сочетать личное освобождение с ответственным социальным действием, во имя построения просвещенного общества.

Исторический взгляд, тем не менее, открывает тот факт, что многие формы буддизма не были свободны от доктринального фанатизма, а также от жестоких эксплуататорских практик, характерных для других религий.рнуть

В Шри-Ланке существует легендарная и почти святая история о триумфальных сражениях, которые вели буддистские короли прошлых времен. На протяжении ХХ столетия буддисты яростно и жестоко воевали друг с другом и с не буддистами – в Таиланде, Бирме, Корее, Индии и в других местах.

В Шри-Ланке вооруженные столкновения между буддистами-сингалезами и индуистами-тамилами унесли многие жизни с обеих сторон. В 1998 году Госдеп США опубликовал список из тридцати наиболее жестоких и опасных группировок экстремистов. В Южной Корее в 1988 году тысячи монахов-буддистов ордена Чогуэ дрались друг против друга с использованием кулаков, камней, зажигательных бомб и бейсбольных бит. Сражения продолжались по целым неделям. Монахи бились за контроль над орденом, самым большим в Южной Корее, с годовым бюджетом в $9,2 миллиона, с многомиллионной собственностью по всему миру и правами назначения 1700 монахов на различные должности. В потасовках был нанесен ущерб главным буддистским святыням и десятки монахов получили ранения, в том числе серьезные. Общественное мнение южнокорейцев осуждало обе фракции, считая, что кто бы не победил, все равно орден будет служить интересам богатых верующих, их дорогим домам и автомобилям

Как и в других религиях, ссоры между различными буддистскими сектами часто разжигаются материальными интересами, коррупцией и личными антипатиями лидеров. Например, в Нагано, Япония, в престижном комплексе храмов Дзенкоя, служившим домом для буддистских сект более 1400 лет, разразилась «отвратительная битва» между верховным священником Коматсу и Тачу – группой храмов, номинально подчиненных верховному священнику.

Монахи Тачу обвинили Коматсу в продаже письменных и художественных работ от имени храма для личной выгоды. Их также возмущало частое появление верховного священника в обществе женщин. Коматсу, в свою очередь, намеревался изолировать и наказать критически настроенных к нему монахов. Конфликт продолжался 5 лет и перекинулся в судебные инстанции

Ну а что с тибетским буддизмом? Не является ли он исключением? И какое общество он создал? Многие буддисты утверждают, что до китайского вторжения в 1959 году, старый Тибет являлся духовно-ориентированным королевством, свободным от эгоизма, пустого материализма и коррупции, захлестнувших современное индустриализированное общество. Западные СМИ, путеводители, литературные произведения и голливудские фильмы изображают тибетскую теократию как подлинный Шангри-Ла. Сам Далай-лама заявлял, что «проникающее влияние буддизма» в Тибете «создало общество, погруженное в мир и гармонию. Мы наслаждаемся свободой и полнотой жизни»Но изучение истории Тибета рисует несколько иную картину. «Религиозный конфликт был распространенным явлением в старом Тибете» — пишет один западный приверженец буддизма. «У многих историков принято создавать благообразный образ тибетских лам и их последователей, живущих вместе во взаимной терпимости и доброй воле. В действительности, ситуация была совсем иной. Старый Тибет куда больше походил на Европу времен религиозных войн и контрреформации» .

В XIII веке, император Кубла Хан создал первого Верховного Ламу, назначив его председательствовать над всеми другими ламами, как папа Римский над епископами. Несколько столетий спустя армия китайского императора была послана в Тибет, дабы оказать поддержку Верховному Ламе – амбициозному человеку 25 лет отроду, давшему себе впоследствии титул Далай (океан) Лама, правителя всего Тибета.

Две его предыдущие «инкарнации» в качестве ламы были ретроактивно признаны за его предшественниками, таким образом, превратив первого Далай Ламу в третьего Далай Ламу. Этот первый (или третий) Далай-лама захватил монастыри, не принадлежавшие его секте, а также уничтожил буддистские письмена, которые выражали несогласие с его претензиями на святость. Далай-лама, пришедший ему на смену, сибаритствовал, имел множество любовниц, устраивал пышные празднества в обществе друзей и вообще, вел себя не подобающим для своего высокого сана образом. За это он был убит своими священниками. В течение 170 лет, несмотря на признанный священный статус, пятеро Далай Лам были убиты представителями высшего духовенства или своими придворными

Сотнями лет соперничающие буддистские секты в Тибете устраивали жестокие столкновения и многочисленные казни. В 1660 году при пятом Далай Ламе разразилось восстание в провинции Цанг – цитадели соперничающей секты Кагу, во главе с верховным ламой по имени Кармапа. Пятый Далай-лама призвал к решительным действиям против восставших, направив монгольскую армию, чтобы уничтожить мужчин, женщин и детей «подобно яйцам, разбивающимся о камни… Cотрите с лица земли все их следы, даже их имена»

В 1792 году многие монастыри Кагу были конфискованы, а их монахи были насильственно обращены в секту Гелуг (секта Далай Ламы). Школа Гелуг, известная также под именем «Желтые шляпы», не желала проявлять терпимость к другим буддистским сектам.
Традиционные молитвы секты содержали такие слова:

«Благословен ты, о, жестокий бог учения Желтой шляпы, обращающий в пыль великие существа, высших сановников и простых людей, которые загрязняют и портят учение Гелуг» .

Воспоминания тибетского генерала, жившего в XVIII веке, содержат описания борьбы между буддистскими сектами – такой же кровавой и беспощадной, как и все другие религиозные конфликты. Эта мрачная история остается незамеченной сегодняшними последователями тибетского буддизма на Западе.


Религии крепко связаны не только с насилием, но также и с экономической эксплуатацией. Часто именно экономическая эксплуатация обуславливает насилие. Так было и с тибетской теократией. До 1959 года, когда Тибет возглавлял последний Далай-лама, большая часть плодородных земель была организована в поместья и обрабатывалась крепостными. Эти поместья принадлежали представителям двух социальных групп: богатым землевладельцам и состоятельным ламам.


Даже автор, симпатизирующий старому порядку, признаёт, что «львиная доля недвижимости принадлежала монастырям, владевшим колоссальными богатствами». Основное богатство аккумулировалось «посредством активного участия в торговле, коммерции и ростовщичестве»

Монастырь Дрепанг был одним из крупнейших землевладений в мире, включая в себя 185 поместий, 25000 рабов, 300 огромных пастбищ и 16000 пастухов. Богатство монастырей находилось в распоряжении небольшого числа высших лам. Простые монахи по большей части жили скромно и не имели доступа к великому богатству. Сам же Далай-лама «жил во дворце Потала из 1000 комнат и 14 этажей».

Светские лидеры тоже не бедствовали. Хорошим примером является главнокомандующий тибетской армией, член кабинета Далай Ламы, который владел 4000 кв. километров земли и 3500 крепостных.

Старый Тибет был идеализирован некоторыми западными восторженными поклонниками, и представлен как «нация, которой не требовалось полиции, так как её люди добровольно соблюдали законы кармы». На самом деле в Тибете существовала профессиональная армия, хотя и небольшая, служившая в основном в качестве жандармерии для землевладельцев, поддерживая для них порядок, охраняя их собственность и преследуя сбежавших невольников..

Тибетские мальчики обычно забирались из крестьянских семей и продавались в монастыри, где их готовили в монахи. Оказавшись раз в монастыре, они оставались привязаны к нему на всю оставшуюся жизнь. Монах Таши-Церинг сообщает, что крестьянские дети обычно подвергались в монастырях сексуальным надругательствам. Сам он неоднократно подвергался изнасилованиям, начиная с 9 лет. Монастыри подписывали детей на пожизненную службу в качестве домашней прислуги, танцоров и солдат.

В старом Тибете существовало небольшое число фермеров, нечто вроде свободного крестьянства, и, возможно, ещё 10000 людей, составлявших «средний класс» — семьи коммерсантов, держателей магазинов и мелких торговцев. Тысячи остальных были нищими. Также существовали рабы – обычно домашняя прислуга, не имевшая никакой собственности. Их дети рождались обреченными на рабство. Большинство сельского населения составляли крепостные.

Они не получали никакого образования и не имели доступа к медицинской помощи. Они были пожизненно привязаны к работе на земле, принадлежащей помещику или монастырю – бесплатно ремонтировали хозяйские дома, перевозили урожай и собирали дрова. От них также требовалось предоставлять рабочий скот и транспортные услуги. Их хозяева диктовали им, какие культуры выращивать и каких животных разводить. Они не могли жениться без разрешения помещика или ламы. Их можно было разлучить с семьей, если помещику требовалось сдать их в наем для работы в удаленных местах.

Как и при системе наемного труда, в отличие от рабства, хозяева не несли никакой ответственности за содержание крепостных и не имели прямого интереса в выживании своего крепостного, хотя бы ради сохранения дорогой собственности. Крепостные должны были поддерживать своё существование самостоятельно. Но, как и при рабовладельческой системе, они были привязаны к своим хозяевам, гарантируя им постоянную рабсилу, которая не могла ни организоваться, ни бастовать, ни свободно уйти к другому хозяину. Хозяева наслаждались преимуществами обеих систем.Крепостные облагались налогом на женитьбу, рождение каждого ребёнка и на каждую смерть члена семьи. Они платили налог на посадку дерева в своём дворе и на содержание животных. Были налоги на религиозные праздники, публичные танцы и игру на барабанах, налогом облагалось даже заключение в тюрьму и освобождение из неё. Те, кто не мог найти работу, платили налог за то, что были безработными, а если они отправлялись в другую деревню в поисках работы, то платили налог на проезд. Если люди не могли платить, монастыри одалживали им деньги под 20-50%. Иногда долги переходили в наследство от отца к сыну, от деда к внуку. Задолжники, бывшие не в состоянии расплатиться по своим обязательствам, рисковали быть проданными в рабство8.

Теократические религиозные учения опирались на классовый порядок. Бедным и угнетаемым внушалось, что они сами навлекли на себя свои несчастья, так как грешили в предыдущих жизнях. Поэтому они обязаны были смириться со своим горьким жребием в жизни нынешней и принять его как кармическое возмездие, живя надеждой на улучшение своей судьбы в будущих инкарнациях. Богатые и сильные рассматривали свою удачную судьбу в качестве награды за заслуги в прошлой и нынешней жизни.

Тибетские крепостные не всегда хотели мириться с ролью кармических жертв, виновных в своём угнетенном положении. Как мы видели, некоторые бежали; другие сопротивлялись открыто, зачастую подвергаясь за это суровым наказаниям. В феодальном Тибете пытки и нанесение увечий – включая выкалывание глаз, вырывание языка, отрывание конечностей – были излюбленными видами наказаний, применявшимися к ворам и к беглым или строптивым крепостным. Путешествуя по Тибету в 1960-х годах, Стюарт и Рома Гердер взяли интервью у бывшего крепостного, Церефа Ванг Туэя, укравшего двух овец, принадлежавших монастырю. За этот проступок ему вырвали оба глаза и изуродовали руку так, что он не смог больше её использовать.

Он объяснил, что перестал быть буддистом: «Когда святой Лама приказал им ослепить меня, я подумал, что в религии нет ничего хорошего». Так как лишение жизни противоречило буддистскому учению, некоторых преступников подвергали сильному бичеванию, а затем «оставляли Богу» замерзать на ночь до смерти. «Поразительно сходство между Тибетом и средневековой Европой» — заключает Том Грюнфельд в своей книге о Тибете9.

В 1959 году Анна Луиза Стронг посетила выставку пыточного оборудования, использовавшегося тибетскими властителями. Там были наручники всех размеров, включая крошечные для детей, инструменты для отрезания носов и ушей, ломки рук и подрезания сухожилий ног. Были приспособления для горячего клеймления, кнуты и специальные устройства для потрошения. На выставке были представлены фотографии и свидетельства жертв, подвергшихся ослеплению, покалеченных или лишенных конечностей за кражу. Одному пастуху хозяин должен был уплатить компенсацию в юанях и пшенице, но выплачивать отказался. Тогда пастух забрал у хозяина корову. За это ему отрубили руки. Другому скотоводу, противившемуся, чтобы у него забрали жену и отдали её помещику, поломали руки. Были представлены фотографии коммунистических активистов с отрезанными носами и порванными губами, а также женщины, которую сперва изнасиловали, а затем отрезали ей нос.

Как бы нам не хотелось верить в обратное, но феодально-теократический Тибет был бесконечно далек от того романтизированного Шангри-Ла, которым с энтузиазмом восхищаются западные прозелиты буддизма.

Китайские коммунисты пришли в Тибет в 1951 году. По заключенному договору стране была предоставлена существенная автономия под управлением Далай-ламы. К Китаю перешли военный контроль и внешняя политика Тибета. Китайцы также настояли на проведении некоторых социальных преобразований, таких как сокращение ссудного процента, строительство больниц и дорог. Не проводилось никакой конфискации помещичьей и монастырской собственности, а землевладельцы продолжали благополучно помыкать своими крестьянами. Китайцы относились с большим уважением к тибетской культуре и религии.

На протяжении столетий китайские вторжения в Тибет случались неоднократно. Но на этот раз тибетские помещики и ламы были возмущены тем, что пришедшие китайцы были коммунистами. Они опасались, что с течением времени коммунисты начнут навязывать тибетскому обществу свои эгалитарные нормы и коллективистские принципы.
В 1956-57 годах вооруженные тибетские банды стали нападать на конвои Народно-освободительной Армии Китая. Вспыхнуло восстание, получившее широкую поддержку ЦРУ, включая военную подготовку восставших, лагеря в Непале и многочисленные воздушные мосты. Но, несмотря на активную поддержку США, к восстанию не удалось подключить широкие массы тибетцев и в конечном итоге оно завершилось провалом.

Для богатых лам и помещиков коммунистическая интервенция оказалась страшным несчастьем. БОльшая их часть иммигрировала заграницу, включая и самого Далай-ламу, которому бежать помогло ЦРУ. Некоторые к своему великому ужасу обнаружили, что им придется самим зарабатывать себе на жизнь. Многим, тем не менее, удалось избежать этой печальной участи. В течение 1960-х годов тибетское эмигрантское сообщество получало $1.7 миллиона в год от ЦРУ, согласно документам, опубликованным госдепом в 1998 году. После опубликования этого факта, организация Далай-ламы сама призналась, что получала миллионы долларов от ЦРУ в 1960-е года на засылку вооруженных формирований в Тибет для подрыва маоистской революции. Далай-лама ежегодно получал $186000. Индийская разведка также финансировала его и других тибетских изгнанников. Далай-лама отказался ответить, работали ли он и его братья на ЦРУ или нет. ЦРУ также не комментировало эти факты.В 1995 году газета «News & Observer of Raleigh» из Северной Калифорнии дала разворот с цветной фотографией Далай-ламы в объятиях реакционного республиканского сенатора Джесси Хелмса, под заголовком «Буддист очаровывает героя религиозных правых» .В апреле 1999-го года, вместе с Маргарет Тэтчер, Папой Иоанном Павлом вторым и Дж. Бушем отцом, Далай-лама призвал британское правительство освободить Августо Пиночета, бывшего фашистского диктатора Чили и старого клиента ЦРУ, посетившего тогда Англию. Далай-лама просил, чтобы Пиночета не высылали в Испанию, где он должен был предстать перед судом за преступления против человечности.

В 21-м веке США финансируют тибетское подполье уже не через ЦРУ, а посредством более уважаемой организации – National Endowment for Democracy. Конгресс ежегодно выделяет $2 миллиона тибетцам в Индии, а также дополнительные миллионы на «демократическую деятельность» внутри тибетской эмиграции. Помимо этого, Далай-лама лично получал деньги от Джорджа Сороса.

Сообщение было отредактировано E.P. Iphan: 30.06.2017, 23:08

[E.P. Iphan]

Миф о Тибете ( Продолжение )

Верхний ряд слева направо: Поделки тибетских лам из черепов казненных рабов — Обереги из отрубленных рук (их следовало носить у пояса) — Раб тащит на спине другого раба, которому отрубили ноги за ослушание хозяина.


Нижний ряд слева направо: Раб и собака: одна подстилка на двоих — Раб в колодке — Женщина раб с отрубленной ступней





Слева: раб, которому хозяин за провинность выколол глаза. Справа: орудия наказания рабов





Места проживания рабов. Вдалеке виднеется белый дворцовый комплекс






Раб, держащий свою отрубленную хозяином руку






Так жили рабы. Слева скарб, справа само семейство






Старый, умирающий раб





Рабыня держит руку мужа, отрубленную перед тем, как его похоронили заживо Еще раз повторимся: все фотографии сняты, в 1959 году китайскими фотографами в Лхассе, после бегства далай-ламы.

Теперь немного о том, за что могли наказать раба. Известен случай, когда хозяин послал раба в отдаленное селение с поручением. Тот не успел вернуться засветло и заночевал в поле. Поле оказалось принадлежащим какому то местному землевладельцу и тот потребовал с раба денег за ночлег. Денег у того, естественно, не было и тогда в наказание ему отрубили руку. Когда он ослабевший вернулся обратно к хозяину, то тот, разгневанный тем, что здоровый, хороший раб стал инвалидом, приказал отрубить ему и вторую руку.

[E.P. Iphan]

Миф о Тибете ( Окончание )

Скованные по двое рабы




Умирающий ребенок-раб




Раб, с отрубленной хозяином рукой






Тибетские рабы за работой





Рабы за едой (ели они один раз в день)






Этой рабыне всего 35 лет

Мальчик раб и собаки: одна миска еды на всех



Хозяин отрубил ногу, в наказание за провинность




Подарки далай-ламе на день рождения: высушенный человеческий желудок, 2 головы, человеческая кровь, выделанная человеческая кожа



Высушенная человеческая кожа





Высушенная кожа младенца . Напомним еще раз, эти фотографии сделаны в 50-х годах 20 века.






Вот ещё свидетельства людей, побывавших в Тибете, и о царивших там порядках.

Французская путешественница Александра Давид Неэль в книге «Старый Тибет перед новым Китаем» отметила: «В Тибете все крестьяне являются пожизненными крепостными, среди которых, вряд ли, можно найти кого-то, кому удалось избавиться от долгов».А Дэвид Макдональд, который в 20-е годы XX века работал торговым представителем Великобритании в Тибете, в книге «Истинный Тибет» написал такие строчки:


«Самое тяжкое наказание в Тибете – смертная казнь. Приговоренных к смертной казни зашивают в кожаный мешок и бросают в реку. Сначала такой мешок всплывает на поверхность реки, а через минут пять погружается под воду. Если человек в мешке не погибает, то мешок еще раз бросают в реку. Если он уже умер, то его достают из мешка, расчленяют труп и выбрасывают в воду. Кроме смертной казни, есть масса жестоких наказаний: ломание рук и ног, выкалывание глаз, вливание горячего масла или кипятка в глаза, что лишает зрения, и т.д. После этого даже при сохранении жизни крепостной становится инвалидом. Преступники и подозреваемые содержатся в сырых, темных и грязных темницах до конца своих дней».


Однако издевательствам подвергались не только рабы. Известный журналист Всеволод Очинников, в 50-е годы посетивший Тибет вспоминает:


« Мне разъяснили, что секта «Красных шапок» издавна развивает у молодых лам способность к телепатическим контактам. Чтобы улучшить «роуминг» такой связи, некогда использовался жестокий обычай. Под краеугольный камень каждого нового монастырского здания клали ламу-подростка. Юношу вводили в состояние «самадхи», похожее на летаргический сон, и без его ведома навсегда накрывали спящего каменной плитой.

Утверждают, что подобно тому, как конь чует могилу хозяина, погребенного несколько лет назад, трупы молодых лам давали излучение, облегчавшее телепатам выход на нужный объект. В 1990 году я беседовал в Лхасе с профессором богословия Тибетского университета. Отданный ребенком в монастырь Ганден, он был выбран для этой печальной участи. Но бежал, предупрежденный наставником, который сжалился над своим учеником»


Но может быть это агенты китайской пропаганды и нагло клевещут на беззащитных и добрых лам? Обратимся к документам.

Мелвин Гольдштейн в своей книге «The Snow Lion and the Dragon: China, Tibet, and the Dalai Lama (University of California Press, 1995)», пишет:


«Несколько столетий спустя армия китайского императора была послана в Тибет, дабы оказать поддержку Верховному Ламе – амбициозному человеку 25 лет отроду, давшему себе впоследствии титул Далай (океан) Лама, правителя всего Тибета.


Две его предыдущие «инкарнации» в качестве ламы были ретроактивно признаны за его предшественниками, таким образом, превратив первого Далай Ламу в третьего Далай Ламу.

Этот первый (или третий) Далай-лама захватил монастыри, не принадлежавшие его секте, а также уничтожил буддистские письмена, которые выражали несогласие с его претензиями на святость.

Далай-лама, пришедший ему на смену, сибаритствовал, имел множество любовниц, устраивал пышные празднества в обществе друзей и вообще, вел себя не подобающим для своего высокого сана образом. За это он был убит своими священниками. В течение 170 лет, несмотря на признанный священный статус, пятеро Далай Лам были убиты представителями высшего духовенства или своими придворными»


В 1660 году при пятом Далай-ламе разразилось восстание в провинции Цанг – цитадели соперничающей секты Кагу, во главе с верховным ламой по имени Кармапа. Пятый Далай-лама призвал к решительным действиям против восставших, направив монгольскую армию, чтобы уничтожить мужчин, женщин и детей «подобно яйцам, разбивающимся о камни… Короче, сотрите с лица земли все их следы, даже их имена» .


В 1792 году многие монастыри Кагу были конфискованы, а их монахи были насильственно обращены в секту Гелуг (секта Далай-ламы). Школа Гелуг, известная также под именем «Желтые шляпы», не желала проявлять терпимость к другим буддистским сектам.

Традиционные молитвы секты содержали такие слова:

«Благословен ты, о, жестокий бог учения Желтой шляпы, обращающий в пыль великие существа, высших сановников и простых людей, которые загрязняют и портят учение Гелуг».


Воспоминания тибетского генерала, жившего в XVIII веке, содержат описания борьбы между буддистскими сектами – такой же кровавой и беспощадной, как и все другие религиозные конфликты. Эта мрачная история остается незамеченной сегодняшними последователями тибетского буддизма на Западе.


Майкл Паренти пишет работе «Дружественный феодализм – миф о Тибете» (отрывок большой, но даем его полностью, в силу его наглядности) :


«Одна 22-летняя женщина, сама беглая крепостная, сообщала:

«Хорошенькие крепостные девушки обыкновенно брались хозяином в качестве домашней прислуги и использовались по хозяйской прихоти. Они были просто рабынями без всяких прав» .

Чтобы пойти куда-либо, крепостным требовалось разрешение. Помещики имели законное право ловить тех, кто пытался сбежать.

Один 24-летний беглец приветствовал китайское вторжение как «освобождение». Он свидетельствовал, что при крепостничестве он подвергался непрерывным издевательствам, мёрз и голодал. После третьей неудавшейся попытки бежать он был безжалостно избит людьми помещика, до тех пор, пока кровь не пошла у него носом и ртом. Затем они вылили алкоголь и соду на его раны, дабы усилить боль.

Крепостные облагались налогом на женитьбу, рождение каждого ребёнка и на каждую смерть члена семьи. Они платили налог на посадку дерева в своём дворе и на содержание животных.

Были налоги на религиозные праздники, публичные танцы и игру на барабанах, налогом облагалось даже заключение в тюрьму и освобождение из неё.

Те, кто не мог найти работу, платили налог за то, что были безработными, а если они отправлялись в другую деревню в поисках работы, то платили налог на проезд. Если люди не могли платить, монастыри одалживали им деньги под 20-50%. Иногда долги переходили в наследство от отца к сыну, от деда к внуку. Задолжники, бывшие не в состоянии расплатиться по своим обязательствам, рисковали быть проданными в рабство.Теократические религиозные учения опирались на классовый порядок. Бедным и угнетаемым внушалось, что они сами навлекли на себя свои несчастья, так как грешили в предыдущих жизнях. Поэтому они обязаны были смириться со своим горьким жребием в жизни нынешней и принять его как кармическое возмездие, живя надеждой на улучшение своей судьбы в будущих инкарнациях. Богатые и сильные рассматривали свою удачную судьбу в качестве награды за заслуги в прошлой и нынешней жизни.Тибетские крепостные не всегда хотели мириться с ролью кармических жертв, виновных в своём угнетенном положении. Как мы видели, некоторые бежали; другие сопротивлялись открыто, зачастую подвергаясь за это суровым наказаниям.

В феодальном Тибете пытки и нанесение увечий – включая выкалывание глаз, вырывание языка, отрывание конечностей – были излюбленными видами наказаний, применявшимися к ворам и к беглым или строптивым крепостным.


Путешествуя по Тибету в 1960-х годах, Стюарт и Рома Гердер взяли интервью у бывшего крепостного, Церефа Ванг Туэя, укравшего двух овец, принадлежавших монастырю. За этот проступок ему вырвали оба глаза и изуродовали руку так, что он не смог больше её использовать.

Он объяснил, что перестал быть буддистом: «Когда святой Лама приказал им ослепить меня, я подумал, что в религии нет ничего хорошего». Так как лишение жизни противоречило буддистскому учению, некоторых преступников подвергали сильному бичеванию, а затем «оставляли Богу» замерзать на ночь до смерти. «Поразительно сходство между Тибетом и средневековой Европой» — заключает Том Грюнфельд в своей книге о Тибете.


В 1959 году Анна Луиза Стронг посетила выставку пыточного оборудования, использовавшегося тибетскими властителями.

Там были наручники всех размеров, включая крошечные для детей, инструменты для отрезания носов и ушей, ломки рук и подрезания сухожилий ног.

Были приспособления для горячего клеймления, кнуты и специальные устройства для потрошения.

На выставке были представлены фотографии и свидетельства жертв, подвергшихся ослеплению, покалеченных или лишенных конечностей за кражу.


Одному пастуху хозяин должен был уплатить компенсацию в юанях и пшенице, но выплачивать отказался. Тогда пастух забрал у хозяина корову. За это ему отрубили руки. Другому скотоводу, противившемуся, чтобы у него забрали жену и отдали её помещику, поломали руки. Были представлены фотографии коммунистических активистов с отрезанными носами и порванными губами, а также женщины, которую сперва изнасиловали, а затем отрезали ей нос.


Как бы нам не хотелось верить в обратное, но феодально-теократический Тибет был бесконечно далек от того романтизированного Шангри-Ла, которым с энтузиазмом восхищаются западные прозелиты буддизма.»


Впечатляющие свидетельства для мирной и доброй религии и ее главы, неправда ли?


Вот, кстати, и еще один миф (самим Далай-ламой, впрочем и придуманный) – что Далай-лама это глава всех буддистов. На самом деле он глава всех ламаистов — религия тибетских лам, вобравших в свои практики страшные изуверства — традиционной тибетской религии Бон и подобных.


Дадим еще раз слова М. Паренти:


«Для богатых лам и помещиков коммунистическая интервенция оказалась страшным несчастьем. БОльшая их часть иммигрировала заграницу, включая и самого Далай-ламу, которому бежать, помогло ЦРУ.

Некоторые к своему великому ужасу обнаружили, что им придется самим зарабатывать себе на жизнь.


Многим, тем не менее, удалось избежать этой печальной участи. В течение 1960-х годов тибетское эмигрантское сообщество получало $1.7 миллиона в год от ЦРУ, согласно документам, опубликованным госдепом в 1998 году. После опубликования этого факта, организация Далай-ламы сама призналась, что получала миллионы долларов от ЦРУ в 1960-е года на засылку вооруженных формирований в Тибет для подрыва маоистской революции.

Далай-лама ежегодно получал $186000. Индийская разведка также финансировала его и других тибетских изгнанников. Далай-лама отказался ответить, работали ли он и его братья на ЦРУ или нет. ЦРУ также не комментировало эти факты»


Такая вот, совсем нелицеприятная, для тибетских лам картина вырисовывается, если делать суждения о ламаисткой теократии, не по репортажам западных телеканалов, голливудским фильмам и сочинениям г-жи Блаватской, Рериха и прочих теософов.


Нам могут возразить, что, дескать, положительно-загадочно-сакральный образ Тибета сложился задолго до присоединения Тибета к КНР и люди там бывшие ничего подобного не упоминают.

Для этого достаточно просто посмотреть, что знали европейцы о Тибете в XIX веке, когда эти мифы начали зарождаться. Да ничего, фактически, не знали.


Была некая таинственная страна, высоко в горах, в которой, как говорили, жили мудрецы. В принципе, данной матрицы вполне достаточно, чтобы на ней сформировать ряд псевдорелигиозных спекуляций (как известно, чем таинственней информация и чем меньше ее подаешь, тем сильнее затягивает).


Большинство из тех, кто формировал мифы о Тибете либо там никогда не были, либо были там уже после того, как сформировали о нем свое совершенно определенное мнение, а таких людей не переубедишь, даже в том случае, если бы ламы у них на глазах, начали готовить в пищу младенцев. Они бы и в этом нашли свой сакральный смысл.


Очень жаль, что тема Тибета на долгие годы была отдана на откуп разного рода мошенникам и проходимцам околорелигиозного толка, в силу чего вокруг него сформировался эдакий флер недоступности и загадочности.


Будем объективны – тибетский буддизм, ничем не лучше и не «сакральнее» индийского или китайского, а тибетская цивилизация в 50-х годах XX века это вовсе не «самобытное и уникальное образование», а реликт Средневековья в современном мире, потому все претензии лам и их сторонников на некую эксклюзивность и разрушении варварами уникальной цивилизации имеют примерно такое же право на существование, как и претензии неонацистов на то, что орды большевиков уничтожили уникальную цивилизацию Третьего Рейха. Между ними, кстати, много общего. Недаром нацистские бонзы так трепетно относились к Тибету. Чувствовали родственные души.


Характерный момент, в окружении Далай-ламы до сих пор требуют от Китая возвращения «того, что было», а то, что было, мы все уже прекрасно знаем. Не думаю, что потомки тех 4 тысяч рабов, лично принадлежавших Далай-ламе, страшно обрадуются перспективе вернуться в состояние своих предков. Причем они и сами об этом говорят. Да, Далай-лама там до сих пор почитаем как духовный лидер, это бесспорно, но не более того. Примечательно, что власти Китая неоднократно предлагали Далай-ламе вернуться в Тибет, в качестве духовного владыки, при ныне существующей администрации, от чего он всячески открещивается. Ему нужно, чтобы «все было так, как тогда», а это, очевидно, невозможно.