Репрессированные, жертвы репрессий Опции

[Лео]

и снова меня унесло в сторону.
Прадед моих детей-дед бывшего мужа был репрессирован в 1938 году.Это огромная трагедия семьи,где дети в 10 лет сидели в тюрьме как дети врага народа....

Поляков Клементий Анинфеевич

Родился в 1907 г. русский; рабочий-ткач. Проживал: г.Хотин Бессарабской губернии Румыния.
Приговорен: комиссией НКВД СССР и прокуратурой СССР 19 января 1938 г., обв.: по ст.58-6 УК РСФСР.
Приговор: к ВМН Реабилитирован 25 июля 1958 г.

Источник: Книга памяти Республики Мордовия
http://lists.memo.ru/index16.htm

Репрессии в Мордовии.

Братские могилы.
Братские могилы жертв сталинских репрессий найдены. 9 сентября в лесопосадке зеленстроевских дач (в двух километрах от саранской телевышки и в километре от городского кладбища № 2) саперная лопатка бойца военно-патриотического объединения «Поиск» наткнулась на человеческие останки. Так была раскрыта одна из самых страшных тайн Мордовии. Историки утверждают, что именно в этом месте палачи НКВД закопали весь цвет мордовской нации.
Они пролежали в земле 66 лет. Их обнаружили в тот момент, когда рядом с городским кладбищем № 2 открывался новый погост с часовней. Как учит Русская православная церковь, случайностей в мире не бывает, все происходит по ЕГО велению. Возможно, таким образом, души убиенных дали понять живым, что хотели бы упокоиться в освященной земле нового погоста. Недалеко от тайных могил НКВД бьют Богоявленские родники, стоит часовня Казанской Божьей Матери. (Приложение 1). Но никто из верующих даже не догадывался, что рядом со святым местом лежат их отцы и деды, пропавшие в годы красного террора.

Их искали 6 лет.
Все началось в мае 1998 года, когда в МГУ им. Огарева прошла конференция, посвященная репрессиям 30-х годов и их последствиям в Мордовии. «Тогда именно ваша газета написали об этом большой материал, — вспоминает зав. кафедрой новейшей истории народов России Владимир Абрамов. — С нами связался бывший прокурор республики Тимошкин, у которого было несколько предположений о местах возможных захоронений жертв репрессий. Вместе мы решили организовать поиски братских могил 73 членов так называемого «мордовского блока».

Начали с первой поляны, которая располагается за телецентром, заложили два шурфа, но ничего не нашли. Затем переместились на вторую поляну, на участке правобережья Саранки, но также потерпели неудачу. У нас были сведения, что отдельных расстрелянных хоронили на старых кладбищах Посопа и у телецентра, но вряд ли там могла лежать почти сотня заключенных. После долгих раздумий мы решили, что большая вероятность местонахождения погребений — территория Богоявленских родников. Там стоят кресты, которые установили местные священники в честь своих убиенных братьев, возведена часовня. Вряд ли они это сделали просто так. Но дело заглохло: работа, бытовая текучка затрудняли поиски. Так прошло почти 6 лет.

В прошлом году с помощью спонсоров наша кафедра опубликовала материалы конференции 1998 года, которые вызвали общественный резонанс. Книгу прочитал руководитель военно-патриотического объединения «Поиск» Николай Кручинкин и предложил помощь. После оформления необходимых документов его команда приступила к новым поискам, которые наконец-то увенчались успехом.

Красный террор унес полмиллиона жителей Мордовии.

Промышленность военного коммунизма поглощала все ресурсы страны и ничего не возвращала народному хозяйству. В молодом государстве создался вакуум рабочей силы, сырья, производства. Возник простой вопрос: где взять средства для жизни? Ответ был старым как мир: у зажиточных граждан. На тот момент таковыми в советской России были земледельцы. Началась всеобщая коллективизация, а по сути, новое закрепощение крестьян и раскулачивание. Изъятые продукты, ценности, недвижимость распределялись номенклатуре, часть выбрасывалась на рынок. Но этого было крайне мало, тем более что в стране начался небывалый голод, от которого погибло около 6 млн. человек.

«Уничтожение классов достигается не путем отмирания классовой борьбы, а путем ее уничтожения. Отмирание старого государства придет не через ослабление власти, а через ее максимальное усиление...» — заявил в 1933 году Сталин. Вскоре невероятная теория перешла в жестокую практику. Однако внутри партии большевиков начала нарастать оппозиция главному виновнику всех бед. Ответным ударом генсека стало массовое истребление недовольных. Самые жестокие репрессии бушевали в трех районах России: Ленинградской области, Украине и Средневолжском крае, в который входила Мордовия. Последствия террора против республики были поистине ужасны: до 30-го года прирост населения Мордовии ежегодно составлял 2%, или около 25 тыс. человек. С начала коллективизации мы стали терять эти же 2% в год. В 1930 году в МАССР проживало 1 млн. 400 тыс. людей, в 1939 — 1 млн. 150 тыс. Но прямые потери за это время составили 500 (!) тыс. человек, это в 4 раза больше, чем за всю Вторую мировую войну. Часть из них была уничтожена, часть — сослана, кто-то бежал от репрессий в Сибирь. Через руки НКВД республики прошло более 20 тысяч дел по «врагам народа». До сих пор Мордовия так и не смогла восстановить эти потери.
"Мордовский блок".
Самым крупным процессом местного НКВД оказалось дело «мордовского право-троцкистского буржуазно-националистического террористического блока», по которому проходили более 100 человек, 73 из них были расстреляны. (Приложение 2). «Дело сфабриковал тогдашний нарком НКВД МАССР Вейзагер, человек Ягоды, — рассказывает Абрамов, — а довел его до конца Красовский, ставленник Ежова, потому что его предшественника тоже расстреляли. Члены «мордовского блока» обвинялись в абсолютно диких вещах: в подготовке терактов против Сталина, Ворошилова, Буденного, подготовке восстания в республике с целью вывода ее из состава СССР и присоединения к вражеской Финляндии. Заключенные содержались в тюрьме, которая находилась на месте современного Дома республики и гостиницы «Мордовия». Она располагалась в двух бывших купеческих домах с большими подвалами, где чекисты устроили пыточные камеры. Во время пыток крики истязаемых были слышны даже на улицах, и тогда палачи на всю громкость включали бравурную музыку и заводили машины, стоящие во дворах тюрьмы. Дело «мордовского блока» рассматривала выездная комиссия из Москвы во главе с юристом 2-го класса Горячевым. В течение двух дней были вынесены приговоры, 24 и 25 мая расстреляли 73 заключенных. Все погибшие были цветом мордовской нации. Некоторые из них приехали к нам из разных уголков страны с огромным желанием поднять экономику и культуру республики. К примеру, преподаватель вуза Бондяков разрабатывал основы мордовских языков. Писатель Чесноков был зачинателем мордовской литературы, в Москве в Мордовском клубе ставил пьесы на родном языке, которые с большим удовольствием смотрели Мейерхольд, Луначарский. Начальника управления по делам искусства Галаева арестовали за то, что он публично восхищался Эрьзей, а профессора пединститута Рябова — за желание переложить родной язык на кириллицу».

Колоссальный размах садистов в погонах вызвал беспокойство в партийной верхушке страны. В 1939 году в республиканском НКВД было проведено внутреннее расследование, по результатам которого арестовали 17 сотрудников во главе с Красовским. Их обвинили в нарушении правил ведения уголовных дел. Нарком НКВД МАССР, его помощник и два сотрудника были приговорены к высшей мере наказания, остальные получили различные сроки. Но возможно, что Красовский и другие все же избежали расстрела — очень часто таких чекистов прощали, а затем они всплывали под другими фамилиями где-нибудь на периферии. Палачи всегда были в цене.

Фактически члены «мордовского блока» были реабилитированы в 1939 году, юридически — после смерти Сталина.

"Их бросали штабелями..."

Один из тысячи — именно так расценивали поисковики свои шансы на удачу. Найти места страшных захоронений в огромном лесу, не зная точных координат, практически невозможно. Поэтому на решение задачи под знамена «Поиска» были призваны 70 школьников из разных районов республики. «Копали мы наугад, — рассказывает Николай Кручинкин. — Расчертили для себя квадрат в лесу и тщательно обследовали. Обычно на местах старых захоронений образуются провалы, такие участки и стали для нас ориентиром».

Следопыты начали работать в три часа дня, раскопали несколько шурфов, и в половине пятого в одной из ям ромодановские ребята наткнулись на человеческие останки... (Приложение 3). Они лежали штабелями в три слоя. В черепе одного из погибших зияло два отверстия — следы контрольного выстрела, рядом лежала гильза от нагана. Руки жертвы вывернуты назад — по всей видимости, перед смертью палачи связали их веревкой. Из земли торчали обрывки одежды: сгнившие куски полушубка, осеннего пальто, шерстяной носок. Осторожно разгребая землю, Н. Кручинкин наткнулся на кожаный кисет и кошелек, (это говорит, что владелец этих вещей занимал не последнее место в обществе). В кисете — огрызок карандаша и бумажная труха. Возможно, кто-то пытался писать из тюрьмы записки родным... «Только в этом месте лежат не менее 50 человек», — прикидывает командир «Поиска».

Следующую яму НКВД следопыты увидели всего в нескольких метрах от первого рва. Сначала ребята нашли в земле вставную керамическую челюсть, через час работы на дне ямы показалось человеческое плечо. Позже, совсем рядом с Богоявленским родником были найдены еще два захоронения. Уже в четырех ямах, считает Кручинкин, могут лежать не менее 200 невинно убиенных. Значит, не только «мордовский блок» нашел здесь последнее пристанище.
«Мы полагаем, что заключенных расстреливали еще в тюрьме, — говорит Кручинкин, — а сюда их привозили и просто сваливали в заранее приготовленные рвы. Сколько их здесь лежит в этом лесу — неизвестно. Как их звали и кем они были — тоже. Скорее всего, этого мы так никогда и не узнаем. Но главное в другом: эти люди не похоронены — они лежат в ямах, а не в могилах. Мое мнение — каждого погибшего необходимо захоронить на кладбище. Но это решат местные власти, так как у нас нет разрешения на эксгумацию. С другой стороны, только поднятие тел может дать возможность узнать имена расстрелянных: если мы насчитаем 73 человека, значит, это те, кто указан в списках Владимира Абрамова. И тогда у родственников появится надежда обрести могилы своих отцов и дедов. Но, повторяю, сейчас все зависит от городских властей».


http://gapavlinova.edurm.ru/index.php?cati...mp;view=article

Сообщение было отредактировано Лео: 21.04.2015, 13:43

[Лео]

продолжение

Но, тем не менее, придя в себя после подобного аффекта, мне стало стыдно за себя, кровь оледенела в моих жилах. Восполь-зовавшись удобным моментом, я порвал и уничтожил всё это «сочинение» и вновь был подвергнут избиениям, истязаниям и пыткам еще более жестоким, диким и бесчеловечным, чем до этого времени.

з) Придя в себя после продолжительного припадочно-обморочного состояния я, по требованию следователей, написал заявле-ние на имя наркома НКВД Мордовской АССР Красовского с просьбой вызвать меня для личных переговоров, но был вызван нач. отд. Свичиным, и на мой вопрос, поставленный перед ним : «Чего вы от меня хотите, я ни в чем не виновен перед Парти-ей и Советской властью, я честный член ВКП(б) и гражданин Советского Союза?» мне было совершенно ясно сказано, что я должен и обязан сочинить и подписать всё то, что от меня требуется, и что в написании всего этого помогут мне следователи Лапудев и Исайчиков, и что я передаюсь в полное их распоряжение. При этом Свичин подчеркнул, что это нужно для Партии и привел слова Данте «Оставь надежды, всяк сюда входящий», упрекнул меня в том, что я уничтожил ранее написанное и под-писанное мной фантастическое «показание и признание» себя виновным, и предупредил меня, что в течении истекших 8 суток я должен был понять, что если я не напишу и не подпишу требуемое и нужно им для Партии «признание», то мне не придется живым переступить порог этого здания.

Доведенный до крайних пределов отчаяния, избитый, изувеченный и изуродованный, в потере сознания и рассудка, в состоя-нии аффекта я согласился сочинять, т. е. переписывать и написать и подписать (требуемое и внушаемое за все время следст-вия) документ-«показание», под диктовку Лапудева и Исайчикова, и с включением в текст их набросков и замечаний.

И это сочинение было написано. Но, так как руки, и пальцы, и спина были разбиты, ягодицы иссечены побоями, пальцы оне-мели, сидеть я не мог, то я должен был писать им стоя или лёжа на животе, и я писал очень медленно, и плохо, и неразборчи-во, мне давалась передышка для отдыха в кабинете. И так, в состоянии животного страха, в состоянии аффекта, я наклеветал на себя, оговорил сам себя в различных фантастических измышленных преступлениях, никогда в жизни не совершаемых и не помышляемых.

Затем меня заставили переписать сочиненные мной при помощи следователей пасквильные фантазии, содержание которых я не помню. Кажется, имеется там ряд фантастически измышленных вредительств по экспедициям научно-исследовательского института Мордовский культуры, директором в которого я был с августа м-ца 1935 года по сентябрь м-ц 1936 года. Экспеди-циям, которых институт не проводил ни до моей работы в нем, ни во время моего директорствования.

Помню, предложили мне записать фамилию лица, якобы завербовавшего меня в контрреволюционную организацию Мордо-вии. Долго искали это лицо и, наконец, остановились на Нуянзине, быв. завкульпропом Мордовского обкома ВКП(б) в 1935 году. Но, не окончив переписывание, 24/ХII, утром, перевели меня и посадили в одиночную камеру Внутренней тюрьмы НКВД Мордовской АССР, а 25/ХII вечером вызвали и предложили мне подписать уже готовый отпечатанный на машинке протокол допроса, и, не дав мне возможности прочитать его и ознакомиться с его содержанием, заставили сделать какую-то приписку, в конце протокола.

4. 13/IV 1938 года вновь вызвали меня из тюрьмы в здание НКВД Смирнов, Филипченко и Исайчиков и заставили подписать протокол об окончании следствия под угрозой избиения при попытках с моей стороны требования ознакомиться с содержи-мым дела, а в особенности с протоколом допроса от 25/ХII 1937 года, заставляя меня приписать в нем, что будто бы я «показа-ния свои подтверждаю», но я в конце вместо этого дописал, что добавить ничего не могу.

5. В апреле м-це 1938 года, после «подписания» протокола об окончании следствия, когда мне стали известны решения январ-ского Пленума ЦК ВКП(б) 1938 года, из Саранской Городской тюрьмы мной было написано заявление в адрес Политбюро ЦК ВКП(б), на имя Сталина И. В., об антисоветских формах и методах следствия и учиняемых избиениях, истязаниях и пытках, проводимых следственными работниками органов НКВД Мордовской АССР по отношении к честным и безвинным кадрам партийно-советского актива, но это письмо оказалось в руках следственных работников органов НКВД Мордовской АССР.

19/IV 1938 года, я вновь был вызван в здание НКВД к зав. отд. Эдельман, и надо мной была учинена физическая расправа, и меня обвинили в клевете на органы НКВД.

В стенах здания НКВД Мордовской АССР один из работников, как в последствии выяснилось, Вейзулович, выдал себя за представителя ЦК ВКП(б) КПК ЦК ВКП(б) и Прокуратуры Союза ССР Сергеева, якобы прибывшего по специальному заданию от вышеуказанных органов, чем вызвал меня на откровенный разговор, и я ему рассказал о нарушениях партийно-советских норм законности в следствии. Рассказал ему про всё перенесенное и пережитое мной, и слышанное, и виденное в здании НКВД во время вызовов и пребывания на следствии и в камерах тюрем, протестуя против антисоветских и антипартийных действий и формах и методах следствия со стороны работников органов следствия НКВД Мордовской АССР.

Всё его поведение внушало к нему доверие, что он из Москвы, из вышеназванных учреждений и организаций, и что приехал для расследования действий органов НКВД Мордовской АССР. Об этом свидетельствовали ряд писем и жалоб и заявлений в Верховные органы Партии и Правительства СССР, имевшиеся в его руках от разных заключенных с резолюциями руководи-телей партии и государства.

Им я был переведен вновь из Саранской Городской тюрьмы для содержания во Внутренней тюрьме НКВД, и в следующий вызов Эдельманом и другими следственными работниками был подвергнут физической расправе, и от меня требовали, чтобы я подписал сочиненный ими протокол о моём отказе от содержания, написанного мной и перехваченного ими письма в ЦК ВКП(б), Сталину И. В., и перенесенных мной избиений, истязаний, пыток и мучений. Чтобы признал бы всё это клеветой с мо-ей стороны на органы НКВД Мордовской АССР. Я категорически отказался от этого и вновь подвергся диким и бесчеловеч-ным избиениям, истязаниям и пыткам.

Избитого до потери чувств, в бессознательном состоянии, доставили меня в камеру Внутренней тюрьмы, где я, придя в себя, очнулся, но долго болел без оказания какой-либо медицинской помощи. И после этого меня не вызывали до дня Судебного заседания Военной Коллегии Верхсуда СССР.

6. Утром, 24/V 1938 года я вновь был вызван из Внутренней тюрьмы, где я содержался, в здание НКВД Мордовской АССР, где мне вручили обвинительное заключение и подвергли психическому воздействию, внушая мне, чтобы на суде я подтвердил так называемые мои «показания» и признал себя виновным в антипартийной, антисоветской и в контрреволюционной деятель-ности. На мой ответ, что я буду говорить только правду, правду, отражающую действительность существа моей «виновности», по моему адресу посыпалась груда различных оскорблений, плевков и угроз в физической расправе. Узнав, что я вызван на суд, я не беспокоился и предупредил, что я буду кричать в случае избиения.

Мне не дали возможности прочитать обвинительное заключение, как вызвали меня в зал Судебного заседания Военной Кол-легии.

III. Заседание Суда Военной Коллегии Верхсуда СССР происходило в здании НКВД Мордовской АССР, в кабинете наркома Красовского. Конвоировали меня до дверей Суда те же лица, которые избивали на следствии. У дверей Суда и в коридоре сто-яли те же следственные работники, избивавшие меня на следствии. В помещении Суда конвоировали меня те же лица, изби-вавшие меня.

Войдя в помещение заседания Суда, т.е. в кабинет наркома НКВД Мордовской АССР, кровь охладела и оледенела в моих жи-лах. Кабинет был полон следственными работниками органов НКВД Мордовской АССР, избивавшими меня в процессе так называемого следствия и руководившими избиениями, как, например: Свечин, Эдельман, Вичугов, Чигирев, Лысых, Стрюк, Шанин, Мишустин, Макарченко, Лапудев, Исайчжков, Смирнов, сам нарком Красовский и его заместители Михайлов, Про-нин, Вейзулович и многие другие. За отдельным столом, в окружении следственных и руководящих работников НКВД Мор-довской АССР, сидели три незнакомых лица как будто придавленные тяжестью присутствия следственных и руководящих работников НКВД Мордовии, — это и была Военная Коллегия Верхсуда СССР, в ходе судебного разбирательства среди членов которой я признал Матулевича.

Судебное разбирательство происходило примерно в течении 2-3 минут. Я успел сказать, что я ни в чем не виновен. Виновным себя не признаю. От показаний предварительного следствия, сочиненных следователями, отказываюсь. Ни в каких антипар-тийных и антисоветских контрреволюционных действиях не участвовал, и ни в какой правотроцкистской и националисти-ческой организации Мордовии и вообще не состоял, и о существовании её не знал и ничего не слышал. Я честный и искренний сын ленинско-сталинской партии и гражданин социалистического отечества. Следственные работники меня избивали, терза-ли, пытали и мучили. Виновным себя не признаю. От подписи протокола показаний на предварительном следствии от 25/ХП 1937 года отказываюсь, ибо они являются вымышленными и ложными, сфабрикованными пасквильными фантазиями самих следственных работников органов НКВД Мордовской АССР, которые здесь присутствуют, и подписаны мной в состоянии, аффекта, вследствие физической расправы надо мной.

В ответ на это председатель Суда произнес : «Суд разберется», и меня вывели из зала Суда в другой кабинет, где мне пришлось услышать бесчисленное количество невероятно циничной площадной брани по моему адресу, угроз и оскорблений. Но вскоре я был вновь вызван в зал Суда, где огласили приговор, по которому меня приговорили к 10 годам тюремного заключения, и 5 годам поражения в политических правах по отбытию срока заключения, и к конфискации имущества. Так из меня сделали «врага народа».

IV. Все эти испытания, болезни в связи c физической расправой надо мной, я перенес благодаря тому, что я имел железный организм и непоколебимую веру в силу и мощь нашей ленинско-сталинской партии и Советского государства, и в гений вождя и учителя Сталина И. В., в то, что если я сохранюсь и останусь в живых, то рано или поздно Партия и Правительство разберут-ся в этой вражеской деятельности следственных работников органов НКВД Мордовской АССР, и что рано или поздно постав-лю все эти вопросы об антипартийном и антисоветских формах и методах следствия и разгрома ни в чем не виновных пар-тийно-советских кадров перед руководством ЦК ВКП(б) и вождем и учителем Сталиным И. В., и я буду освобожден из-под незаслуженного наказания и реабилитирован.

Только это давало и дает мне силы и уверенность надеяться и вселяет в меня энергию перенести, и пережить, и исцелить по-несенные и полученные недуги, хотя не без некоторых последствий. Ведь у меня разбиты почки, разбита печень. Были вы-биты из орбит глаза. Разбит и деформирован череп. Разбита и парализована центральная нервная система, в связи с чем у меня парализуются левая рука и левая нога.

Даже после Суда Военной Коллегии Верхсуда СССР я вновь был вызван из Саранской Городской тюрьмы в здание НКВД Мордовской АССР зав. отд. Эдельманом и вновь подвергнут истязаниям и угрозам, что суд мало мне дал, что нужно было бы расстрелять, и что они «оформят» вновь дополнительный новый следственный материал и подведут меня под расстрел ... При этом крепко предупредили, чтобы я помнил, что я нахожусь в руках контрразведки и что подобные заявления и жалобы, какие я писал в апреле м-це 1938 года, если будут иметь место, то мимо органов НКВД Мордовской АССР не пройдут и мне будет не-сдобровать.

V. Тем не менее, несмотря на предупреждения и угрозы со стороны следственных работников органов НКВД Мордовской АССР и возможность дополнительных испытаний, предпочитая смерть незаслуженной каре и перенесению испытаний и лише-ний, чтобы не написать о вражеской деятельности работников НКВД против Партии и Советского государства в истреблении партийно-советских кадров и честных советских граждан, направленных в угоду внутренних и внешних врагов нашей ленин-ско-сталинской партии. Работники НКВД, громя и истребляя честных и ни в чем не повинных членов партии и беспартийных граждан из партийно-советского актива, тем самым, видимо, добивались внутреннего ослабления мощи нашей страны и дис-кредитации принципов и системы коммунистической программы, марксизма-ленинизма и советской законности в массах.

Оформляя, вследствие вражеских методов и форм следствия искренне и честных большевиков, ленинцев-сталинцев во «вра-гов народа», они хотят разгромить Партию и дискредитировать её в массах. Этим самым враги, видимо, хотели поставить Пар-тию на колени перед оппортунистическими элементами в партии и в стране, «оформляя» и тем самым превращая честных коммунистов во «врагов народа», они добивались всеми средствами и способами доказать, что Партия переродилась. Исходя, видимо, из таких концепций, врагам выгодно было громить честных и безупречных коммунистов и партийно-советские кад-ры, тем самым дискредитируя Партию и советскую систему и ее кадры перед массами, добиваться внутреннего ослабления мощи Коммунистической партии и Советского государства.

В своих решениях партия на Январском Пленуме ЦК ВВП(б), в решении осенью 1936 года в связи с выпуском в свет "Крат-кого курса истории ВКП(б) и перестройки пропагандистской работы и в развернутых решениях ХVIII съезда ВКП(б) в марте м-це 1939 года Партия резко встала на путь исправления допущенных перегибов — и явных антипартийных, и антисоветских контрреволюционных действий со стороны головотяпских враждебных руководителей местных партийных организаций в ли-це Калякайкиных, Кудрявцевых, Напольских и им подобных, которые совместно с подобными следственными работниками, как следственные работники органов НКВД Мордовской АССР, творили черное и мрачное дело по отношении, нашей больше-вистской ленинско-сталинской партии, громя, ее партийно-советские кадры и дискредитируя Партию, советскую систему пе-ред партийно-советской общественностью.

Понятно, что подобное явление можно было бы объяснить недоразумением если бы оно производилось только по отношении ко мне или немногих и носило единичный или немногочисленный характер и число случаев. Но, к сожалению, в условиях ра-боты НКВД Мордовской АССР эти форма и методы применялись ко многим, к большинству арестованных и репрессирован-ных из партийно-советского актива, рабочим, колхозникам и интеллигенции, коммунистам и беспартийным и приняло форму системы, тем самым, переросшую в явную опасность для нашей партии и ее коммунистических программных и уставных принципов, конституционных принципов нашего Советского государства и его законности. Поэтому, подобная практика, про-водимая следственными органами НКВД и формально штампуемая прокурорско-судебными органами в процессе прокурор-ского надзора и судебного рассмотрении Военными Коллегиями, Ревтрибуналами, Верховным Судом, Судами специальных присутствий, не говоря уже о внесудебных органах Тройках и ОСО, возводимых и оформляемых на невинных людей фантас-тических обвинений, преступлений и поступков, никогда не творившихся и не помышляемых и ни в какой действительности не имевших места, явно противоречит нашей коммунистической ленинской-сталинской идейности в организационных и прак-тических вопросах социалистической системы государственности и законности, дискредитирует коммунистические принципы, изложенные в учении классиков марксизма-ленинизма, Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина и изложенных в основных доку-ментах партии, в Программе и Уставе партии и в решениях партийных съездов, партконференций и пленумов ЦК ВКП(б), в Конституции и в основных законоположениях Советского государства. А поэтому, она противоречит и форме и содержанию нашей социалистической системы и законности и является нетерпимым и требует решительного искоренения из практики следственных и судебных органов, как бы малочисленны и малозначительны по своему удельному весу и к общей государст-венной машине они не занимали места.

Полагая, что Политбюро ЦК ВКП(б) подобные факты уже известны, подобные письма уже поступали, тем не менее, я считаю своим долгом коммуниста большевика, ленинца-сталинца, верного принципам большевистской партийности, своей партийной обязанностью и долгом поставить эти вопросы перед Политбюро ЦК ВКП(б).

Опыт показал, что враги Партии и Советского государства всеми способами пробирались в различные органы и звенья пар-тийно-советского и государственного аппарата страны. Они пробирались в руководящие органы партии, государства, НКВД, Прокуратуры и Суда, чтобы тем самым находясь в наименее уязвимых местах, творить черное и мрачное дело против Партии и Советского государства. Они, вредя сами, в тоже время втягивали, вольное или невольное, в антисоветские и антипартий-ные злодеяния и свои соподчиненные звенья аппарата и их работников. Это во всей своей истине явствует и из действий след-ственных работников органов НКВД Мордовской АССР. Вольно или невольно вставших на антипартийный и антисоветский контрреволюционный путь по разгрому партийно-советских кадров, жертвой чего, в числе многих других, являюсь и я.

Понятно, им помогала целая сеть клеветников, шкурников и карьеристов-лжецов и лицемеров, склочников и сводящих негод-ными средствами личные счеты и явно-враждебно настроенные против Партии и Советского государства остатки недобитых классово-чуждых элементов из враждебных классов, эсеры, меньшевики и прочие оппортунисты всех мастей, которые, види-мо, торжествуя потирали себе руки в ожидании, когда переарестуют и пересажают и засудят всех членов партии, весь партий-но-советский актив, тем самым подготовят условия для того, чтобы взять страну голыми руками.

Нет сомнения, что враги просчитались. Партия вскрыла эту враждебную политику и взяла курс на решительное искоренение подобных безобразий и вредительства, свидетельством чему являются решения январского Пленума ЦК ВКП(б) 1936 года, ре-шении ЦК ВКП(б) в связи с выпуском «Краткого курса истории ВКП(б)» и перестройки партийной работы и развернутые реше-ния ХVII съезда ВКП(б) и проводимые судебные процессы над, клеветниками, не только исправляющие и искореняющие эти черные и мрачные дела, творимые враждебными элементами и работниками следственных органов и прокурорско-судебных органов, но и предотвращающие возможность повторения их в дальнейшей практике.

Практика настойчиво требует форсирования в исправлении допущенных безобразий со стороны вредительской деятельности следственных работников органов НКВД Мордовской АССР и им подобных и упущение и искривлений в связи с этим, со сто-роны судебных органов. Тем более этого требует внешняя обстановка нашей страны, так как реабилитация совершенно неви-новных, необоснованно репрессированных работников из партийно советского актива, интеллигенции, рабочих и колхозников и возврат их в ряды советской общественности, только усилит мощь и силу социалиста ческой Родины.

VII. В дополнение к ранее сказанному о себе вкратце могу добавить, что ленинско-сталинская партия вырастила и воспитала меня в своих рядах с моих юношеских лет.

Родом я из народных низов, из бедной крестьянской мордовской семьи села Ст-Турдаки Кочкуровского района Мордовской АССР. Родился я 1902 году. До 16 лет моего возраста я почти не умел разговаривать по-русски. Я прошел суровое детство, свя-занное с лишениями и с тяжелым физическим трудом.

С юношеских лет я приобщился к советско-партийной общественности. С 1921 года я на советско-партийной работе. Партия дала мне возможность, по окончании гражданской войны, окончить комвуз — Коммунистический университет трудящихся Востока им. Сталина в 1923 году, а затем отдел ИКП в 1934 году. Из безграмотного мордовского паренька я стал человеком, ов-ладевшим высотами общечеловеческой культуры и знаний, овладевшим основами марксизма-ленизма. Стал научно-исследо-вательским и преподавательским работником.

Всего этого я достиг благодаря заботам обо мне ленинско-сталинской партии и личных своих усилий. Мог ли я, и могу ли я за-мышлять что-либо скверное против моей родной Партии и Советской государственности, завоеванию и укреплению которой я отдал все свои силы с детства. Нет, не мог, ибо это противоречит всей моей сущности, моему я, моему мировоззрению, идео-логии.

Я был, и есть, и буду марксист, ленинец-сталинец, истинный честный член ВКП(б) и патриот социалистической Родины.

Формально я лишен возможности и права жаловаться на судебное решение и следствие, так как в нём говорится : «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит», но большевики никогда не ставили себя в зависимость от формы, не были раба-ми голой формы. Исходя из принципов, что сущность и действительность превыше голой формы, я прошу Вас, прошу Вашего внимания к моему делу, как к лицу безвинно осужденному, о пересмотре приговора в отношении меня и всего следственного дела, о возвращении мне свободы и полной реабилитации перед партийно-советской общественностью.

Прошу Вас, дорогой вождь и учитель, дать необходимые указания о пересмотре приговора в отношении меня соответствующим судебно-следственным органом.

И. СИБИРЯК. 24/I-1940 г.
Пос. Норильск, Красноярского края, 2-е Л/Отделение Норильского ИТЛ НКВД СССР.

Настоящее заявление Канцелярией Управления Норильского ИТЛ отправлено в Москву адресату 15/V-1940 г. за № 151033, о чем меня официально известили под расписку через УРО лагеря.

______________________________________________________________________

Примечание Н.И.Сибиряка, сына И.С.Сибиряка : данное заявление восстановлено отцом по памяти.
http://www.zubova-poliana.ru/repression-sibiryak8-1.htm